— По двадцать пять фунтов? — предложил граф,

— Идет! — согласился джентльмен.

— Беру ваших шесть против четырех, — сказал барон,

— Валяйте! — ответил я.

Он и глазом моргнуть не успел, как я выиграл. Сделал тринадцать карамболей без передышки.

Потом мы выпили еще. Видели бы вы длиннющие лица высокородных иностранцев, когда им пришлось вытаскивать карандаши и подписывать долговые расписки в пользу графа!

— Va toujours, mon cher , - сказал мне граф. — Вы для меня выиграль триста фунтов.

— Теперь я играйт на гинеи, — говорит барон. — Давайт семь против четыре.

Я согласился, и через десять минут я выиграл партию и барон выложил денежки.

— Еще двести шестьдесят, дражайший Коукс! — говорит граф. — Ви мой ange gardien .

Тут я услышал, как Абеднего шепнул одному из знатных иностранцев:

— Ну и проштак этот Коукш, пропушкает швое шчаштье.

— Беру ваших семь против четырех, до десяти, — предложил я барону.

— Дайте мне три, — сказал он, — тогда согласен.

Я дал ему три и… проиграл, не добрав одного очка,

— Удвоим или дофольно? — спрашивает он.

— Валяйте, — отвечаю я, задетый за живое. — Сэм Коукс не отступает.

И мы стали играть. Я сделал восемнадцать карамболей, а он пять.

— Швятой Моишей! — воскликнул Абеднего. — Этот малютка Коукш волшебник! Кто будет вешти шчет?

— Ставлю двадцать против одной, — объявляю я. — В гинеях.

— В фунтах! По двадцать пять, о да! — закричал граф.

— Фунты! Идет! — взревел барон, и не успел я раскрыть рот, как он схватил кий — и… представьте себе, каким-то чудом в две минуты выиграл.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Посмотрели бы вы, на кого я был похож, когда Джемми узнала о моем проигрыше! Напрасно я клялся, что ставил на гинеи. Граф и барон клялись: на фунты, по двадцать пять! А когда я отказался платить, они сказали, что дело идет об их чести, и — одно из двух: либо моя жизнь, либо деньги. Но после того, как граф яснее ясного растолковал мне, что, несмотря на пари (чересчур заманчивое, чтобы от него отказаться), которое он выиграл благодаря мне, он потом тоже очень много проиграл, и еще вдобавок заверил меня честным словом Абеднего, его иудейского друга, а также знатных иностранцев, что пари держали не на гинеи, а действительно на фунты, по двадцать пять, — мне пришлось выложить кругленькую тысячу фунтов чистоганом. Но с тех пор я на деньги не играю. Нет уж, спасибо. На этом меня больше не поймаете.

Май. Провал в опере

Ни одна леди не может считаться настоящей леди, если у нее нет ложи в опере. Поэтому моя Джемми, а она, храни ее господь, смыслит в музыке не более, чем я во всяком там санскрипе да алгебре или еще каком иностранном языке, — сняла в опере роскошную ложу второго яруса. Это была так называемая двойная ложа, — где двое-то и впрямь могли поместиться даже с удобством, и сняли мы ее по дешевке, всего за пятьсот фунтов в год! По вторникам и субботам мы исправно занимали свои места: Джемми и Джемайма Энн спереди, я позади. Но поелику моя дражайшая супруга надевала огромадную тюлевую шляпу, на полях которой в большом количестве красовались перья страуса, райские птицы, искусственные цветы, а также фестоны из муслина и шелка, то она, честное слово, загромождала весь первый ряд ложи; а я только с подскока или пригнувшись ухитрялся разочка три-четыре за вечер одним глазком глянуть на актеров.