28 Сентября. Жилы скручиваются от тоски, мысль вертится о конце своем, «ибо нельзя жить только для еды».

29 Сентября. Когда спросишь, будет ли когда-нибудь опять могучая Русь, все начинают плести такую же ахинею, как если спросить: верят ли в Бога и загробную жизнь. Живут в молчании, слово оскорбительно.

И ты, друг, живи в молчании, переноси. Помнишь время малодушия, когда цеплялся за советы врачей, чтобы только прожить еще немного, и потом сколько было вольно-хорошего.

Раньше писалось мне в предположении, что я живу среди народа с великим будущим, но теперь как писать… и не пишется.

1 Октября. Вчера небо просветлилось и голубое обнимало золотые осенние леса. И тихо, только синичка пищит, и кажется, от нее пахнет ароматом тлеющих листьев. В тишине пролетает, свистя крылом, над золотым лесом черный ворон, — Ворон! сколько ты жил, 100, или 200, или 300 лет? И как тебе это время прошло? Так ли, как мне теперь проходит время, иногда минута за год, а год кажется минутой, как в тюрьме. Видел основание Петербурга? Или жил тут около усадьбы, дожидался, когда упадет скотина в имении, и хозяйствовал над падалью вместе с волками, и все время так прошло, как мгновение…

Было бы чувство времени, если бы все вороны были одинаковы? Время — замена случая, а случаи бывают лишь в личном сознании. Если нет личности, нет и случая и времени нет. И так это рождается в индивидуальности.

Женатый Дон Кихот.

Большевики с идеалом, как с женой, живут.

2 Октября. Уговор и сила. (Договор.) Общество и государство — государство есть организованная сила.

Общество держится уговором, а государство держится силой.

3 Октября. Тепло. Ясно. Тихо. Бабье лето.

Известие: Ремизов убежал за границу.

Робинзон подумывает начать долбить лодочку и плыть на ней через океан.

Слышал, что в связи с весенним заговором расстреляли 16-летнюю.

4 Октября. Ефрос. Павл. дальше курника никуда не ходит, дальше ее останавливает страх к человеку и его делу… Для того, чтобы женщиной быть сколько-нибудь значительной в современных условиях, нужно иметь в себе кое-что мужское, вероятно, это и создало феминизм.

5 Октября. Вчера через Полом ходил в Б. Починок смотреть гончую собаку. Елочки хороши только молоденькие, старые ели, серые, мохнатые, со множеством суши на стволах, некрасивы. Зато сосны, чем старше, тем лучше, в такую погоду стоят, как свечи, в ветре важно раскачиваются, и хочется, глядя на эти мачты, плыть куда-то по океану, в сторону неизвестную… Вот ляда, на которой посеяли рожь между черными пнями. Странно, что на лядах всегда забывают срубить несколько деревьев, и так они всегда стоят на вырубке, как последние волосы на плешивой голове. Наша Россия теперь вся, как вырубка, от интеллигенции остались только черные пни да еще те немногие забытые на плеши волосики… Но озимь всходит, я ее чувствую, холодная, строгая озимь, зеленеющая, несмотря на зиму. (Коля Дедков поступил в Москву учиться и вырвался на неделю сюда, гонит самогон, чтобы заработать себе на зиму хлеба в Москву, может долго не есть, не спать, читать Достоевского во время отдыха на поле. Он стремится куда-то к высшему, в люди, холодный, расчетливый, практичный, крепкий, как озимь. Еще пример: Митрофанов выбился в лесничие, любит лес, и много других — все озимь.)

Кто-то, кто?

Хозяйственный мужик Дмитрий Павлов. Дмитрок смутной душой чувствует так, будто кто-то, кто? стоит на дороге хозяйства и портит всякий хозяйский замысел. Это ощущение знакомо и всякому культурному работнику, если я «партийный», то называю врага контрреволюцией, или беспартийный — большевиками, жидами и т. д.; ни то, ни другое, ни третье неверно, лицо врага остается нам неизвестным, Дмитрок более прав в своем неясном стремлении.