— Я отказываюсь.

— Но это и вправду поможет нам кое-что выяснить.

— К примеру, умею ли я лаять, находясь в бессознательном состоянии.

— Напротив, находясь в состоянии гипноза, человек получает возможность углубиться в свое сознание. Это не говоря уже о том, что вы будете прекрасно отдавать себе отчет о том, что происходит вокруг, и я не смогу заставить вас делать что-нибудь такое, чего вы не захотите.

— Сомневаюсь, что гипноз нам поможет.

— Этого никто не знает. С помощью гипноза мы можем добраться до таких вещей, которые в обычном состоянии вы подсознательно стараетесь от себя отдалить.

— А может, я намеренно не хочу кое-что для себя прояснять?

— Вы сами не знаете, хотите вы этого или нет. Вы поймете это только во время сеанса. Так что подумайте о моем предложении, Веб, прошу вас.

— Послушайте, Клер, у вас наверняка много чокнутых пациентов. Почему бы вам не уделять больше внимания им? — С этими словами он отключил телефон и свернул на подъездную дорожку.

Войдя в дом, Веб уложил в большую сумку кое-что из одежды и остановился у подножия лестницы, которая вела на чердак, держа под мышкой картонную коробку с письмами Харри Салливана. «Почему я стою здесь? Неужели мне так трудно подняться на чердак? — спрашивал он себя. — Что тут такого? Чердак — он и есть чердак».

Несмотря на то что он говорил Клер, Веб в глубине души испытывал к этому дому странное, почти мистическое чувство.

В конце концов на чердак он все-таки поднялся. Поставив коробку на пол, он хотел было включить свет, но отдернул от выключателя руку и принялся исследовать помещение на предмет какой-нибудь скрытой угрозы. Он делал это скорее инстинктивно. Его взгляд скользил от угла к углу, от предмета к предмету. При этом в его памяти возникали смутные образы, связанные с историей его семейства. Эти образы ему навевали кучи мусора в углах, сваленные на полу книги, висевшие в шкафу вешалки со старой одеждой и скатанные ковровые дорожки, которые раньше покрывали лестницу и подходили по цвету к застилавшему пол первого этажа ковру. Веб наклонился и поднял один из рулонов. Он был тяжелым, твердым и оклеен скотчем. Казалось, он окаменел — от времени и царившего здесь холода. «И зачем мать все это хранила?» — подумал Веб, положив рулон на место.

Веб посмотрел туда, где когда-то лежала груда старой одежды. Сейчас здесь ничего уже не было, но много лет назад, в детстве, это старое барахло служило ему убежищем, где он скрывался от озверевшего отчима. К слову, отчим прятал выпивку и наркотики тоже на чердаке — боялся, что мать их найдет. Была середина семидесятых, страна пыталась преодолеть вьетнамский кризис, и люди, вроде его отчима, которые, кстати сказать, никогда не служили в армии и вообще не брали в руки оружия, позволяли себе чуть ли не ежедневно накачиваться вином и наркотиками, оправдывая все это состоянием тревоги, пессимизма и неуверенности, охватившим общество.

Чердак находился как раз над спальней Веба, и он, лежа по ночам в постели, слышал как у него над головой поскрипывали половицы, когда отчим тайком поднимался туда, чтобы достать из своего тайника выпивку или наркотики. В детстве Веб очень боялся, что в один прекрасный день перекрытия не выдержат, потолок рухнет и Стоктон в буквальном смысле слова свалится ему на голову и от злости начнет его колотить. Вообще, когда Стоктон его лупил, Веб шел жаловаться матери, но ее чаще всего не было дома. По ночам она обычно отправлялась в длительные автомобильные прогулки и возвращалась домой только утром — после того как Веб, проглотив обиду и завтрак, который был вынужден готовить себе сам, убегал в школу. Скрип половиц на чердаке нервировал его до сих пор. Он прикрыл глаза и втянул в себя застоявшийся холодный воздух.