— Здесь только один плед, — пояснила Джоанна. — Я разрезала каждый из пледов посередине, а затем сшила половинки вместе. Получился один. Цвета подошли просто замечательно.

Джоанна добралась до своего места и повернулась к Габриэлю. Он все еще стоял, прислонясь к стене, и молча смотрел на жену.

Это заставило ее волноваться еще сильнее.

— Габриэль!

Он не ответил ей. Но она не могла больше ждать.

— Пожалуйста, скажите мне, Габриэль, что вы думаете об этой перемене! — попросила она.

Он внезапно оторвался от стены. Его голос был суров, когда он произнес:

— Я очень недоволен.

Она уставилась в стол, стараясь скрыть свою обиду и разочарование. Она так надеялась на его поддержку. Его неудовольствие совершенно поразило ее.

Джоанна услышала громкое одобрительное ворчание кого-то из солдат, но не подняла глаз, чтобы узнать, кто был ее противником. |

Габриэль подошел к столу. Он приподнял за подбородок ее голову, а затем сказал, обняв жену за плечи:

— Я сам должен был придумать это, Джоанна. Она не сразу поняла, что ведь он одобряет ее.

— Вы куда умнее меня, — закончил он.

Она хотела сказать ему «спасибо» за похвалу, но не смогла. Из глаз ее брызнули слезы.

Все с криком повскакивали с мест. Кит стал упрекать Колума, что его грубый вопрос по поводу пледа их госпожи расстроил ее. Колум, в свою очередь, настаивал на том, что постоянные наскоки Кита были истинной причиной слез леди Джоанны.

Казалось, лишь один Габриэль не был взволнован слезами своей жены. Он велел ей сесть, а затем встал позади нее. Он положил руки ей на плечи и устремил все свое внимание на солдат.

— Моя жена, надев оба пледа, открыла мне глаза. Только сейчас я понял, какой длинный путь прошла Джоанна, чтобы угодить всем вам. Ей постоянно указывали, какой плед следует носить, на каком стуле сидеть, с кем гулять и прочее… А она всегда только и делала, что любезно старалась угодить вам. С того дня, как она приехала сюда, она приняла в свое сердце вас всех — и маклоринцев, и макбейнцев. Она дарила и Колума, и Кита одинаковой учтивостью и вниманием. Она подарила всем вам свои любовь и доверие. А в благодарность видела только ваше недовольство и ваше пренебрежение. Некоторые называли ее Трусишкой… И все же она не пришла ко мне ни с единой жалобой. Она переносила это унижение молча, а это доказывает, что она куда больше умеет понимать и прощать, чем умел когда-нибудь я.

Молчание царило в зале. Габриэль сжал плечи жены и продолжил:

— Да, она была чертовски добра к вам, — повторил он. — Да и я тоже. — Теперь его голос стал суровым. — Я старался быть терпеливым с вами. Но я понял, что это чертовски тягостно, ибо на самом деле я вовсе не терпеливый человек. С меня достаточно ваших ссор и разногласий! Достаточно их и для моей жены. С этого момента мы все объединены в один клан! Вы признали меня своим лаэрдом. Теперь вы должны признать и друг друга. Тем из вас, кто не может сделать этого, я даю разрешение оставить нас с рассветом.

Снова молчание воцарилось в заде. Наконец Линдзи шагнул вперед:

— Но, милорд, какой же плед мы будем носить?

— Вы поклялись в преданности мне, а я — Мак-Бейн. Вы будете носить мои цвета.

— Но ваш отец был маклоринец, — напомнил лаэрду Кит.