Мать поджала губы, насупилась. После первого же знакомства она невзлюбила любовницу Коленьки. Скорей всего эта необ»яснимая на первый взгляд антипатия шла от материнской ревности. А может быть, от материнского прозрения? Усмотрела невесть какую опасность, грозящую её «птенцу».

– Заколдовала она тебя, Коленька, заколдовала. Я была у одной бабушки, показала ваши фото: твою и Симкину…

– Мама, перестань верить разным проходимцам! Вроде, культурный человек, инженер, а шастаешь по колдуньям… Значит, никто не звонил?

Вдруг мать скрывает звонок Симки, вдруг та соскучилась и разыскивает исчезнувшего любовника?

– Как же, как же, – заторопилась Ольга Вадимовна. – Твой армейский дружок об»явился. Тыркин. Просил позвонить.

Недобрые предчувствия охватили Родимцева. Окурок не терпит телефонной трескотни, если нарисовался – наверняка, по серьезному делу.

Николай плотно закрыл дверь в свою комнату, набрал знакомый номер.

– Окурок, ты?

– А кто еще? Наташка хахалем ещё не обзавелась – устраивает мое «обслуживание»… Слушай, Колька, базар не для телефона – обязательно нужно встретиться.

– Где? Когда?

Длительное молчание. Видимо, Семка мысленно ищет свободное «окно» в своем перегруженном расписании. Казалось бы, человек работает на одном месте – в морге, больше ничем не занимается, свободен, как птаха. Но Окурок всегда занят, не может валяться на диване перед телеком или балдеть на улице, обязательно должен с кем то встречаться, кого то ожидать. Непременный посетитель всех выставок, презентаций, премьер. Неизвестно, как он узнает об этих мероприятиях, но неизменно появляется с широкой улыбкой на скуластом лице и несокрушимой уверенностью – пропустят, не откажут.

– Давай завтра у входа в метро «1905 года», возле памятника. В двенадцать сможешь? Только без опозданий, у меня каждая минута на счету.

– Буду.

Николай постарался не опоздать. Правда, для этого пришлось выйти из дому с запасом в сорок минут, но после короткой схватки возле распивочной нужно быть максимально осторожным. Белобрысого он не боялся – сейчас, небось, валяется на больничной койке с загипсованной лапой. Чернявый тоже либо убит, либо подранен – после выстрела покачнулся и сполз по стене на землю. Но из головы не выходит третий телохранитель, выглянувший тогда из за стойки. Вдруг там он был не один?

Поэтому Родимцев ежеминутно оглядывался, старался держаться подальше от припаркованных легковушек и от подозрительных, по его мнению, прохожих. Все эти меры предосторожности требовали затрат времени и нервов – постоянное напряжение ззмучило парня.

И все же он успел ровно в двенадцать появиться возле громоздкого памятника. Тыркин уже был на месте – расхаживал, поглядывая на часы и недовольно морщась.

– Наконец, появился. С тобой лучше не сговариваться, обязательно подведешь под монастырь!

– Выбрось свои тикалки! Сейчас – без трех минут двенадцать… Снова торопишься куда то, торопыга?

Семка довольно рассмеялся. Будто по душе ему пришлось новое прозвище – торопыга.

– Ретро парад легковушек. Неужто не слыхал? – Родимцев, сдерживая улыбку, отрицательно покачал головой. В ответ – соболезнующая гримаса. Дескать, сочувствую. – Тачки старушки, начиная аж с середины прошлого века… Представляешь картинку?… Начинается в час дня. Оттуда проскочу на Старый Арбат – художники модернисты показывают свои работы. Потом…

– В Белый Дом на брифинг не собираешься? Или не пригласили?

Возмущенный бестактным предположением – не пригласили! – Тыркин замахал ручищами наподобии корабельного сигнальщика.