Изменить размер шрифта - +
Язык заработал с удвоенной скоростью. Николай слушал, одновременно отслеживал появившуюся из метро группу парней. Не по его ли душу? Нет, слава Богу, прошли мимо, к рынку. А это кто? Похож на вчерашнего чернявого, которого он пометил пулей…

– Все, Окурок, кончай трепаться! И ты торопишься, и мне недосуг бредни выслушивать. Зачем звал?

Остановленный «на скаку» Окурок застыл в уморительной позе. Правая рука – на затылке, левая поднята на уровень подбородка, рот открыт, глаза недоуменно расширены.

– Звал, говоришь?… Ах, да, вспомнил! – Семка с такой силой стукнул открытой ладонью по своему массивному лбу, что обычный человеческий череп не выдержал бы – раскололся. – Только одно условие – молчок. Прознает Наташка – рухнет моя семейная житуха. Обещаешь?

Николай вспомнил школьные манеры, щелкнул ногтями по зубам, провел ребром ладони по гортани. В дословном переводе – ничего мне не кусать и не глотать, если растреплюсь.

– То то, – удовлетворился клятвой Окурок. – Вообще то, я поклялся Наташке никому ни слова, но мужская дружба – прежде всего.

– Да, кончай ты вилять хвостом, будто провинившийся пес. Дело говори!

Окурок обреченно вздохнул, ещё раз проверил ладонью прочность своего лба. Видимо, нелегко давалось ему нарушение слова, данного жене.

– Моя Наташка и твоя Симка – давнишние подружки. Об этом я тебе уже говорил… Секретов друг от друга у них не существует. Вот и открылась Симка… Хахаль у ней завелся, и не простой – фээсбэшник, не то капитан, не то майор – врать не буду.

– Как это – хахаль? – не понял Николай. – А я кто?

– В том то и дело, дружан! Ловко устроилась эта сука – с двух мужиков тянет. Наташка говорит: фээсбэшник – Антоном его звать – нательный крест Симке подарил, с бриллиантами… Хвасталась, лярва вонючая. И ещё сказала: Колька, дескать, больше ей подходит, в постели лучше «работает», но нищий он, а Антон – богатый… Представляешь? Наташка, конечно, возмутилась, но что этой шкуре до возмущений честной девахи?

Родимцев вспомнил какими страстными ласками одаривает его любовница, когда он приносит ей очередную порцию баксов, как стонет под ним или на нем, осыпая ласковыми словечками. На душе сделалось мерзко, будто туда высыпали целый самосвал мусора.

А Окурок, преодолев данную жене клятву молчать, безостановочно поливал Симку самыми дурнопахнущими сравнениями и кличками. Говорил, с каким бы он наслаждением разорвал её пополам, засунул меж ног бутылку из под шампанского, вырезал груди, располосовал живот.

– Только ты, Колька, не особо переживай. На наш век баб предостаточно, успевай приходовать. У Наташки ещё одна подружка имеется – сдобная, веселая, аппетитная. Не чета вонючей Симке. Сговоримся – познакомлю… Ой, время то! – вскрикнул Семка, глянув на часы. – Ретро парад вот вот начнется… Будь здрав, дружан, звони, не забывай!

Расталкивая очередную, выплеснувшую из метро, толпу пассажиров, Окурок исчез.

Первое желание оскорбленного парня – достать из дупла пистолет и выпустить в Симку всю обойму. Представил себе мертвую девушку и ужаснулся. Нет, убивать её он не станет – пусть живет. Просто покажет ей ствол пистолета, посмотрит в лживые глаза, повернется и уйдет. Навсегда.

Через несколько дней буря, поднятая в душе парня откровениями Окурка, поутихла. Где гарантия того, что Наташка не соврала? Позавидовала счастью подружки и решила полить это счастье вонючим варевом. И такое ведь может быть! Значит, единственный выход – навестить симкину квартиру и откровенно поговорить. Но это решение выполнимо только при наличии минимум двухсот баксов – за меньшую сумму Симка не откроет дверь.

Быстрый переход