Изменить размер шрифта - +
Узкоплечий, с широкими женскими бедрами, на голове – обширная лысина. А лицо… Господи, в каком паноптикуме банкирша отыскала подобного урода! Лохматые брови нависают над глазами щелками, тонкий, длинный нос заканчивается шишкой, тонкие губы растянуты в услужливой улыбке.

А он– то, непроходимый глупец, зачислил это чудище в любовники прелестной девушки.

– Доброе утро, – приветливо поздоровался урод. – Вера Борисовна, наверно, предупредила вас о моем появлении. Борис, больше известный в этом особняке под именем Бобик. Называйте, как хотите. Не обижусь.

– Лучше – Борис. Прости, друг, но я не привык именовать людей собачьими кличками. – Николай невольно повторил недавно сказанную хозяйкой брезгливую фразу. – И ещё – давай общаться на «ты». Привычней. Если не ошибаюсь, мы – однолетки.

Тонкие губы вообще исчезли, превратив хозяйкиного секретаря в безгубое существо. Из провала рта послышались звуки, отдаленно напоминающие бульканье текущей воды.

– Мне – сорок пять, – проинформировал Бобик. – Но это не имеет значения. Хочешь на «ты» – давай… Если не возражаешь, мы вместе позавтракаем?

– Не возражаю. Сам хотел предложить. Где здесь у вас столовка?

Очередное бульканье.

– Разве хозяйка не предупредила – твое появление вне комнаты нежелательно?

Не ожидая ответа, Бобик приоткрыл дверь, что то проговорил. Тут же человек в камуфляже с висящим на плече автоматом вкатил «двухэтажный» столик на колесиках. Нижний «этаж» – бутылки с напитками, верхний – тарелки с холодной закуской, молоко, творог, сметана.

– И это – на двоих? Многовато… Ничего, осилим.

– Осилим, – подтвердил Бобик. – Я подумал: до обеда далеко, не мешает заправиться получше. Обедают у нас по западному образцу – по вечерам.

Камуфляжный «официант» ушел. Будто робот – ни здравствуй, ни досвиданья, ни приветливой улыбки, ни злой иронии. Ну, и выдрессировал же Борис Моисеевич своих подчиненных – позавидуешь!

Бобик устроился на диване, предоставив гостю пленнику почетное место в глубоком кресле. Между ними – столик. «Вертухай» ел культурно, маленькими кусочками и глотками, поминутно вытирал безгубый рот накрахмаленной салфеткой.

Зато Родимцев плюнул на этикет и разные, внушенные матерью, интеллигентные правила поведения за столом. Во всю работал крепкими зубами, перемалывая сыр, колбасу, холодец, козлятину. Иногда пользовался вилкой, чаще – прямо руками. Со вкусом сдергивал с шампура намаринованные кусочки мяса, запивал тоникой и молоком. Вперемежку.

– Неужели твой хозяин такой страшный, что приходится прятать от него гостей? – блаженно откинувшись на спинку кресла, спросил Родимцев.

Глазки урода превратились из узких щелок в мерцающий точки.

– Давай, Коля, не будем говорить о хозяевах, ладно? Поверь, так лучше.

– Что, накажут? – веселился Николай. – В угол поставят или по попке отшлепают?

– Был у нас один гость, такой же любопытный. До сих пор разыскивают и не могут найти.

Вот тебе и полная безопасность, встревожился Родимцев. Кажется, он попал из огня в полымя. Ну, что ж, предупрежденный – дважды вооруженный.

– Мне то что до твоих хозяев, – деланно равнодушно пробурчал он, выбирая на первом «этаже» столика безалкогольный напиток. Между бутылками водки, виски, бренди – одна единственная с нарзаном. – Когда ожидается приезд Бориса Моисеевича? Честно говоря, не прельщает долго сидеть в этой конуре.

– Трудно сказать. Хозяин никогда не сообщает о своем появлении. Иногда месяц не дает о себе знать, а однажды рано утром – звонок из кабинета: зайдите… Любишь смотреть телек?

– Как когда.

Быстрый переход