Бобик снова что то пробулькал, поднялся, подошел к стене с висящей картиной, изображающей голую бабу в обнимку с таким же голым мужиком… Снова – секс? Похоже, в этом доме не одна только Вавочка – все помешались на половом вопросе… Нажал невидимую кнопку. Картина вздрогнула и отошла в сторону. За ней – огромный экран. Под ним, в нише – пульт управления.

– Выбирай программу и любуйся. Мне придется на время тебя покинуть – нужно разобрать почту Веры Борисовны.

Возле выхода неожиданно остановился, повернулся к Родимцеву.

– Что за шрам на щеке?

Усмотрел все же, глазастый черт, про себя ругнулся Николай. Во время пребывания в гараже Сансаныч по три раза в день смазывал своему постояльцу каким то вонючим снадобьем огнестрельную рану на лице. За неделю она подсохла, потом слезла короста, но багровый шрам все таки остался.

– С кошкой поцапался, – недовольно проворчал Родимцев. – Злая оказалась котяра.

– Значит, кошка? – пробулькал хозяйкин секретарь. – Как её звали, не помнишь? Макаром или Тэтушкой?

Отреагировать на ехидный вопрос Николай не успел – дверь закрылась…

Первый день бездельной жизни – самый тяжелый.

Родимцев бездумно щелкал кнопками пульта, перепрыгивая с программы на программу. Ничего интересного. Политические схватки его не интересовали, они – из серии осточертевших шоу, когда друг на друга опрокидывают ведра помоев и радостно смеются. Будто вовсе не помои – ароматная водичка.

Сексуальные сценки со всеми подробностями немедленно вызывали в памяти Симкины ночные упражнения в постели. Вертелась, будто под ними не прохладные простыни – обжигающая жаровня. Казалось бы, вспоминай и блаженствуй, надейся на повторение, но безжалостный рассудок тут же менял симкиного партнера: с безработного, нищего парня на всесильного фээсбэшника.

Поэтому Николай старался не смотреть сексуальных фильмов.

Непременные, ежедневные посещения Бобика, его приветливое бульканье, совместные обедо ужины немного рассеивали скуку пленника. Но секретарь хозяйки всегда торопился: то необходимо разобрать почту, то сопровождает Ольхову на какое то деловое свидание, то порученная ею работа над важными документами.

На третий день Родимцев попросил «опекуна» добыть ему гирю и гантели. Не только для времяпровождения. Он боялся по причине бездельного существования потерять спортивную форму, основной свой капитал. Ослабнут мышцы, забудут внедренные в их генную память приемы рукопашного боя – тогда придет самая настоящая беда.

Ибо Николай уже не верил в благодатную безопасность. И это неверие пришло к нему на второй же день заключения. Тогда он решился выглянуть в коридор. Если ему запрещено выходить из комнаты, то он не переступит порог – просто осмотрится.

Дверь была на запоре.

Немедленно взбурлило присущее парню самолюбие. Он бегал по комнате на подобии дикого зверя, запертого в клетку, несколько раз громыхнул кулаком по дверной филенке. Сейчас заглянет охранник и он прикажет ему немедленно вызвать Веру Борисовну.

Вместо охранника в комнату вошел Бобик.

– Что случилось? – с тревогой спросил он.

– Ничего особенного, – зло рассмеялся Николай. – Просто соскучился по твоей квазимодовской физии.

Сейчас Бобик обозлится и с кулаками набросится на оскорбителя. Вот тогда Родимцев с наслаждением обработает его шишкообразный нос, заставит просить пощады. Но вместо возмущения – обычное приветливое бульканье.

– Понимаю, Коля, нелегко тебе сидеть в четырех стенах. Но придется потерпеть… хотя бы недельку.

– Передай Вере Борисовне – пусть навестит меня.