– Жена спит? – вопросом на вопрос ответил Родимцев, проходя на кухню. – Базар не для женских ушей.

– Третий сон видит Наташка, – усмехнулся хозяин, доставая из шкафчика початую бутылку водки и трехлитровую банку с консервированными огурцами. – Здорова она спать – позавидуешь! Не успеет положить голову на подушку – все, отключается… Значит, все же слинял?

Отвечать на вторично заданный вопрос не хотелось. Интересно, откуда взял Окурок, что Николая снова посадили? Говорить, оправдываться – унижаться, а унижений в любой форме Родимцев не терпел.

– Живешь, как надо, – одобрительно оглядел он новый кухонный гарнитур. – только пацаньего визга не хватает. Плохо стараешься, дружан.

– Понесла Наташка, – понизив голос до шопота, проинформировал Семка. – Через полгода должна разродиться. Считай себя крестным отцом…

– Спасибо, – шутливо склонил гость всклокоченную голову. – Работаешь?

– Как сказать. Говорил уже тебе: поначалу временно притерся в морге – обмывал и одевал покойничков. Работа – не бей лежачего, платили – сответственно – гроши. Теперь мент своячок нашел мне более выгодную работенку. В охране. Сутки отдежуришь, трое балдеешь с жинкой. И плата, невпример мертвецкой, приличная… Что у тебя со щекой?

Николай пренебрежительно отмахнулся, прошелся пальцами по багровому рубцу.

– Мелочевка. Напоролся на сучок…

– Не темни, Колька, Не крути круги на воде. За кого держишь меня? Неужто я разучился распознавать огнестрельную рану?… Скажи честно: бежал?

– Откуда взял? Никто меня не сажал, понятно? – нехотя проговорил Родимцев.

– Откуда да почему да зачем, – недовольно пробурчал великан. – Сорока на хвосте принесла… Даже – две сороки, – неожиданно рассмеялся он. – Симка сообщила Наташке, Наташка – мне.

Николай задумчиво покатал по столу пустой стакан. Вот оно что! Любовница подкинула информацию для размышления.

– Брешет Симка, ясно?

– Заметано. С этим считай – покончили. Осталась рана на щеке.

– Сказано же – напоролся на сучок… Лучше скажи, могу без распросов пожить у тебя недельку? Как Наташка – не взбрыкнет?

Окурок молча налил два стакашка, стукнул донышком одного по краю другого. Выпил залпом, не закусывая. Облокотился на хлипкий кухонный столик. Обхватил крупную голову руками лопатами.

Родимцев тоже выпил. По поведению Семки он уже отгадал ответ и помрачнел. Любимая девушка предала, друг выгоняет – впору шагать в ближайшее отделение милиции и подставлять лапы под браслеты. Или найти разыскивающих беглеца килеров и рвануть на груди окровавленную рубаху.

– Видишь какое дело, Колька, – раздумчиво бурчал Окурок, не поднимая головы. – Я, сам знаешь, с радостью, да вот незадача – братан Натальин служит в ментовской, каждый Божий день навещает… Ежели ты сбежал, во всех отделениях – твои фото и пальчики. Не отбрешешься. Повяжут и тебя, и меня… А Наташка – в тяжести… Ты уж извини, дружан… не могу…

– Понимаю, – тихо проговорил беглец, наливая себе водки. – А представить меня жинке двоюродным братом? Не станет же твой ментовской родственничек копаться в родословной… Фото, они и есть фото. Кстати, там я без шрама на щеке…

– Не получится, Колька. Артем – дотошный мужик. К тому же, лимита, из кожи вон лезет утвердиться в Москве. Родную мать за это продаст…

Родимцев видел, как нелегко другу… бывшему другу отказать ему в пристанище. С каким трудом сползали с языка извинительные слова. Но сочувствия не было – все заслонила яростная злость.