Наверняка, грязная подстилка не сама писала – продиктовал ей опытный адвокат. Сейчас юристов – пруд пруди, только успевай раскошеливаться.

«Насильников» окольцевали и посадили в следственный изолятор. Экспертиза показала – насиловал босс, его охранник не причастен. Результат: боссу – семь лет, Родимцеву за пособничество и невмешательство – три года.

И вот он дома…

Постепенно родственники разошлись. Завтра – будничный рабочий день, не стоит засиживаться. Остались мать с сыном и Тыркин. Мать ушла на кухню – мыть посуду, разогревать второе – жаренные окорочка с картошкой. Поминутно заглядывала в комнату, ещё не веря тому, что Коленька – не в мерзкой тюряге, а дома. И завтра будет дома, и через месяц, и через год. Пойдет работать, обзаведется семьей.

Она не слышала, о чем тихо беседуют парни. В её представлении после всего перенесенного в заключении Коленька даже подумать о чем то предосудительном не может.

– Слышь, Колька, – горячечно шептал Семка, оприходовав невесть какой по счету стакашек. – Наголодался, небось, соскучился по бабам, да? – осоловелый Родимцев качнул головой: да, оголодал. – Могу помочь. Есть одна телка на примете. Классная, центровая, фуфеля – с ума сойдешь. Моей Наташки подруга… Хочешь, сведу?

– Хочу, – тряс очумелой башкой «именинник», с трудом улавливая невнятное бормотание Окурка. Хотелось – на улицу, глотнуть свежего воздуха, без тараканов, мокриц, вертухаев и прочей нечисти. – Когда?

– Можно прямо сейчас. Симка живет в квартале отсюда. Сейчас, небось, выгуливает свою сучонку… Тут мы и подвалимся…

– Давай!

– Первым слиняю я, подожду тебя на улице. Только не особо задерживайся… Ольга Вадимовна, – обратился Тыркин к матери Николая, когда та принялась убирать в сервант вымытую посуду. – Пожалуй, я пойду домой, мать беспокоится, жена морги обзванивает.

– Иди, Семочка, иди, милый. Хороший ты мальчик, всегда о матери и о жене думаешь… Коленька – тоже такой, заботливый…

После ухода Окурка Николай минут десять в нерешительности сидел за столом, нехотя ковыряя вилкой в тарелке с домашним винегретом. Несмотря на оп»янение, он понимал – покинуть мать в первые же часы после трехлетней разлуки не совсем хорошо. Нет, не для него – Родимцев успел отвыкнуть от дома, считал себя вполне самостоятельным человеком, имеющим право распоряжаться своим временем. Но каково матери?

Наконец решился.

– Мама, пойду прогуляюсь, – быстро пробормотал он, поднимаясь. – Понимаешь, тянет на свободу, без браслетов и вертухаев. Через полчасика приду.

– Куда ты, Коленька? – всплеснула полными руками Ольга Вадимовна. – Грязный, небритый. Лучше прими ванну, побрейся и – в чистую постельку. Успеешь нагуляться.

Родимцев терпеть не мог запретов, даже со стороны матери. Поэтому нелегко пришлось ему в заключении, немало синяков оставили на теле палки вертухаев. Правда, за три года обмяк, притерпелся, но сейчас хмель кружил голову.

– Нет, пойду!

Ольга Вадимовна загородила дверь, раскинула руки. На глазах – не успевшие высохнуть слезы.

– Коленька, прошу тебя… Одумайся.

Пьяно посмеиваясь, парень легко поднял мать, переставил её к входу в комнату. Щелкнул замком и вышел на лестничную площадку.

– Учти, до твоего возвращения спать не лягу! – крикнула вслед Ольга Вадимовна.

Николай промолчал. Если знакомство с неизвестной телкой состоится удачно, домой он до утра не возвратится…

Тыркин ожидал друга на скамейке.