Сидел, посасывая пиво из банки и c любопытством изучал оккупировавшие детскую площадку легковушки. Особое внимание – «опель кадету» салатового цвета. Будто приценивался. Семка с детства обожал машины, начиная с неповоротливых грузовиков и кончая инвалидными колясками. Мечтал о том, как развалится на водительском сидении, небрежно положит левую руку на раму окна, правую – на баранку.
– Гляди, дружан, какая машинешка? – завистливо кивнул он на «кадета». – Имущество одной телки, хозяйки магазина. Везет же, а?
– Везет, – согласился Родимцев. – Хочешь увести?
– Я бы с удовольствием, да, честно сказать, малость побаиваюсь. Один мой знакомый увел вшивый «запорожец» и отхватил пять лет на ушах. Тут сноровка нужна, а у меня – ни сноровки, ни опыта…
Дом, в котором, по описанию Тыркина, жила натальина подружка, находился в получасе ходьбы. Всю дорогу Семка взахлеб говорил о легковушках, со знанием дела сравнивал «бээмвушку» с «мерсом», «вольву» с «ауди». Николай помалкивал. Он ещё не привык к свободе, шел, забросив руки за спину, все время оглядывался – не идет ли следом конвоир?
Наконец, пришли! Зря боялся Окурок – девушка все ещё прогуливалась с уродливой таксой по берегу пруда. В летнем пиджаке, сверхкороткой юбчонке, с распущенными по плечам каштановыми волосами, в меру накрашенная она была чудо, как хороша. Будто вышла не прогулять псину, а на свидание.
Правда, при скудном дворовом освещении мудренно увидеть детали, но Родимцеву привиделся и золотой крестик на белоснежной груди красавицы, и пухлые, слегка тронутые помадой, губки, и нарядный модный пинджачок, и почему то голубые глазки.
Мигом отрезвевший парень подозрительно покосился на безмятежно стоящего рядом Окурка – уж не предупредил ли тот телку о предстоящем знакомстве?
– Не штормуй, дружан, все будет – о кэй, – успокоительно прошептал тот. – Телка с норовом, не без этого, да ты её обратаешь – лихой наездник! – и – громко. – Симка, подруливай к нам, с другом познакомлю!
Девушка подождала пока такса не оприходует ещё одно дерево и подошла к парням. Двигалась она легко, слегка покачивая мальчишескими бедрами. Словно плыла по воздуху, не касаясь лакированными лодочками асфальта. Протянула руку Николаю. Не для пожатия – для старомодного поцелуя. Ручка невесомо утонула в его ладони.
– Сима… Мне о тебе Семка уже успел все рассказать по телефону, – значит, действительно, предупредил, недовольно подумал Родимцев, но ничего не сказал. – Ничего страшного, в наше время десятая часть мужиков проходит через решетку. Не стесняйся.
– А я и не стесняюсь! – самолюбиво возразил Николай. – Попал случайно, ни в чем не виновен.
– Было бы за что сидеть, – поддержал друга Тыркин. – Телка была – ни кожи, ни рожи… Ладно, ребятки, меня жинка дома ждет не дождется. Вы уж сами разбирайтесь: кто прав, кто виноват. Пошел я.
Девушка, не церемонясь, подала Семке руку. Дескать, я не возражаю, проваливай, нам без тебя лучше будет.
После того, как громоздкая фигура Тыркина растаяла в ночной аллее, Сима с таксой и следующий за ними, будто приклееный, Родимцев несколько раз обошли вокруг пруда. Девушка смешливо поглядывала на кавалера, тот мучился, не зная, о чем говорить. За три года отсидки отвык от общения с женщинами, как выразился бы Окурок, потерял навык.
– Так и будем помалкивать?… Что то похолодало, – поежилась Сима. – Пора домой. Матушка, наверное, уже храпит во все завертки… Хочешь, угощу крепким чаем? – неожиданно предложила она.
Отвернулась и медленно, не ожидая ни согласия, ни отказа, пошла к дому. Видимо, уверена: парень не откажется. |