| Череп его напоминал череп буйвола, а зубами он запросто мог бы грызть железо, если бы в ту пору знали, что это такое. Но увы, эти несчастные дикари умели убивать друг друга только дубинами и камнями. И вот, представьте себе: между выпуклыми надбровными дугами буйволоподобного черепа торчит медный наконечник стрелы. Надо думать, он и положил конец славному правлению. Каким же образом, спрашивается, попал сюда медный предмет? А вот каким: как-то раз чернокожий человек с головой, похожей на голову буйвола, преследовал медведя до самой Матры. Там, в шалаше под сенью листвы, увидел он золотоволосую женщину, схватил ее в охапку и побежал, не останавливаясь, до самого дома, что стоял на берегу Тисы, а дома ждали его чернокожие жены с волосами, похожими на щетину. Тем временем матрайский медвежатник, услышав вопли похищенной, поспешил домой и преследовал похитителя целых полтора дня, но, увидев на берегу Тисы земляную крепость, повернул обратно, ибо что он мог поделать с большим господином, что живет не в какой-нибудь жалкой хижине из веток, а в саманном доме, укрепленном настоящими рвами, и одних жен у него больше, чем у матрайского медвежатника медведей. И побрел медвежатник домой, и был он грустен и голоден, а потому насадил на вертел целого кабана и разложил под ним большой костер. В глубокой тоске поворачивал он вертел; выходило весьма неуклюже — дело-то ведь было женское, — и вдруг заметил в костре камень, что плавился, будто медвежье сало. Страшно удивился охотник: никогда еще не доводилось ему видеть жидкого камня. Однако голод уже тогда играл в истории человечества куда большую роль, нежели жажда знаний, а потому охотник первым делом съел кабана. Потом он прикорнул на медвежьей шкуре, и приснилась ему золотоволосая женщина. Проснувшись утром, он вспомнил о странном камне и решил посмотреть: а вдруг его можно съесть. Камень лежал на прежнем месте и светился, как заходящее солнце. Охотник потрогал его, камень оказался мягким. Тогда он отщипнул кусочек и сунул его в рот, но тут же выплюнул: жевать было трудно, да и смысла не имело — ни вкуса, ни запаха. А что, если там, внутри, зернышко, как в миндальном орехе? Охотник попробовал его лущить, однако внутри ничего не оказалось. Тогда он отшвырнул обломки ногой — они были довольно тяжелыми и, сталкиваясь друг с другом, не стучали, как камни, а звенели. Он поднял один из обломков, взвесил его на ладони и подумал, что эту штуку можно было бы метнуть черному человеку прямо в висок. Другой осколок оказался заостренным: чуть-чуть подправить — и выйдет отличный наконечник для стрелы, куда лучше каменного. Эх, как славно было бы всадить такую стрелу в черного человека, и подходить бы не пришлось так близко, как с дубиной. Кабы только не куча жен вокруг! А вдруг и с ними можно справиться? Ведь если из этого камня получится наконечник для стрелы, значит, из него получится и жемчуг. С жемчугом-то совсем просто: покатал немножко на ладони, а потом проткнул острой косточкой. Охотник тут же взялся за дело; когда солнце коснулось верхушек деревьев, у него уже была готова целая пригоршня медных жемчужин. И каких! Они так сверкали на солнце, что на них больно было смотреть. Нет на свете обладательницы речного жемчуга, которая за медную жемчужину не предала бы своего супруга. Итак, если жемчуг в наличии, все остальное — игрушки. И вот матрайский охотник складывает в подол рубахи жемчуг нового образца и подкупает черных женщин; они прячут охотника в зарослях ивняка, и когда черный человек ложится на живот, собираясь напиться из Тисы, медная стрела вонзается прямо в буйволоподобный череп. Однако охотнику этого мало; он сзывает черных людей из соседних земляных крепостей, объявляет себя королем и требует, чтобы отныне ему посылали самых жирных сомов и самых пухленьких черных женщин — не то всем плохо придется. На непокорных он напустит медную птицу, зато тот, кто будет послушен, сможет каждый вечер приходить к королю и обсасывать косточки, которые он бросает под стол. |
