|
Несмотря на невозможность уличить девушку в каких-то разногласиях либо легко проверяемой лжи, мисс Роза все же предпочла завоевать ее доверие и то и дело заговаривала о любовных делах. Предлогов было – хоть отбавляй: слухи о подругах, романтические произведения литературы, коими они делились друг с другом, или различные либретто из новых итальянских опер, что обе заучивали на память, но Элиза так и не проронила ни слова, что бы выдало ее чувства. Тогда мисс Роза тщетно искала по всему дому разоблачительные знаки; копалась в одежде и шарила в комнате молодой девушки, все ходила туда-сюда и как следует проверяла ее коллекцию кукол и музыкальные шкатулки, книги и тетради, но так и не смогла обнаружить ее дневник. Поступив так, женщина окончательно избавилась от чар, потому что на этих страницах не существовало какого-либо упоминания о Хоакине Андьета. Элиза писала лишь для того, чтобы запомнить. В ее дневнике чего только не было, начиная с длительных мечтаний и вплоть до нескончаемого списка кулинарных рецептов и советов по ведению домашнего хозяйства – каким образом откормить курицу либо вывести жирное пятно. Также там содержались умозаключения насчет ее рождения, повествующие о роскошном лукошечке и о ящике для мыла Марселы, однако же, ни слова не упоминалось о Хоакине Андьета. Чтобы помнить молодого человека ей не нужен был никакой дневник. Должно было пройти несколько лет, прежде чем она бы начала поверять этим страницам свою любовь, что случалась по средам.
Наконец, наступила ночь, когда влюбленным было суждено встретиться не в скиту, а там, где, собственно, и проживала семья Соммерс. Перед тем, как наступило это мгновение, Элиза прошла буквально сквозь пытку нескончаемых сомнений ввиду того, что понимала: сейчас предпримет решающий шаг. Лишь для того, чтобы быть вместе тайком, без лишних глаз, девушка потеряла честь, свое самое ценное сокровище, без которого оказывалось невозможным мало-мальски приличное будущее. «Женщина без добродетели ничего не стоит, и никогда в жизни не сможет стать супругой и матерью, было бы много лучше привязать такой камень на шею и броситься в море», - то и дело слышалось отовсюду подобное наставление. Она думала, что не могла рассчитывать на смягчающие обстоятельства за совершенную ранее ошибку, ведь та была сделана преднамеренно и по расчету. В два часа ночи, когда в городе уже не оставалось ни одной бодрствующей души и лишь, всматриваясь в темноту, бродили по кругу ночные сторожи, Хоакину Андьета удалось уладить все дела. После чего можно было спокойно появиться на террасе библиотеки этаким вором, где его уже ждала Элиза, разутая и в ночной рубашке, вся дрожащая от холода и душевного волнения. Молодой человек взял ее за руку и отвел вслепую мимо дома до крайней комнаты. Там они обычно ждали друг друга в огромных шкафах с семейным гардеробом и в различных коробках с тканями, что шли на платья и шляпы, уже используемые и носимые вновь мисс Розой на протяжении этих лет. На полу, обернутые в куски льняной ткани, хранились праздничные занавески для гостиной и столовой, дожидавшиеся следующего подходящего момента. Элизе это место казалось самым безопасным и равноудаленным от прочих комнат. В любом случае, в качестве предосторожности в рюмку с анисовой водкой, что мисс Роза выпивала перед сном, она добавила немного валерьянки, и ее же капнула в бренди, которым соблазнялся Джереми, чередуя его с раскуриваемой кубинской сигарой, чем по обыкновению занимался после ужина. Женщина знала буквально каждый сантиметр дома, и той превосходно были известны места, где скрипел пол и как следует практически беззвучно открывать двери. Также могла провести Хоакина в полной темноте, полагаясь лишь на собственную память. А он, покорный и бледный от страха, следовал сзади, не обращая внимания на голос совести, к которому примешивался и голос его матери, что неумолимо напоминал о кодексе чести порядочного человека. Никогда бы не сделал с Элизой того, что смог сотворить мой отец с моей же матерью, - все твердил и твердил себе. |
