Изменить размер шрифта - +
Никогда бы не сделал с Элизой того, что смог сотворить мой отец с моей же матерью, - все твердил и твердил себе. И меж тем продвигался ощупью по руке девушки, прекрасно осознавая никчемность всех размышлений, ведь уже, по крайней мере, раз был полностью побежден этим бурным желанием, что все не оставляло его в покое с тех самых пор, как он впервые увидел прелестное создание. Тем временем Элиза преодолевала внутреннюю борьбу между раздававшимися в голове предупредительными голосами и инстинктивным импульсом, что вызывал и вызывал в ней чудные фантазии. У молодой женщины не было четкого понимания того, что все-таки произошло бы в этой комнате со шкафами, но должное случиться как бы заранее увлекало ее за собой.

 

Дом семьи Соммерс, болтающийся в воздухе, точно паутина, в зависимости от направлений ветра, было совершенно невозможно от него защитить, несмотря на находящийся под рукой уголь, что жгла домашняя прислуга семь месяцев в году. Простыни всегда были влажными из-за проникающего сильного потока морского воздуха, поэтому спать приходилось, вечно имея в ногах бутылки с горячей водой. Кухня всегда была единственным теплым местом, где кухонная плита, растапливаемая дровами, огромное устройство многократного пользования, никогда не гасла. Всю зиму поскрипывала деревянная мебель, то и дело отрывались доски, и каркас дома, казалось, вот-вот поплывет, точно древний фрегат. Мисс Роза так никогда и не привыкла к бурям Тихого океана, равно как и не могла спокойно переживать случающиеся землетрясения. Настоящие встряски земной поверхности, те, что ставили мир буквально с ног на голову, случались приблизительно каждые шесть лет, и при всяком женщина выказывала удивительное хладнокровие, однако ежедневное волнение, что сотрясало жизнь общества, приводило ее в наихудшее настроение. Поэтому никогда и не хотела располагать разнообразные фарфоровые изделия и стаканы на уровне пола, как подобное делали остальные чилийцы, и когда начинала шататься мебель в столовой и ее тарелки то и дело разбивались в куски, дама проклинала страну благим матом. На первом этаже располагалась гардеробная, где Элиза и Хоакин любили друг друга на большом мешке для занавесок из ткани с цветным узором под названием кретон, которые летом заменяли тяжелые шторы из зеленого вельвета в гостиной. Оба занимались любовью, окруженные парадными шкафами, коробками с сомбреро и тюками с весенним гардеробом мисс Розы. Ни холод, ни запах нафталина их особо не задевали, потому что чаще находились там ввиду практических неудобств и из-за собственной глупости, так как оба еще толком не представляли собой взрослых людей. Абсолютно не знали, как нужно все это делать, однако ж, воображение влекло все далее, и, ошеломленные и смущенные, в полной тишине, взаимно продвигались куда-то вперед без особой сноровки. В двадцать один год молодой человек был таким же девственником, как и она сама. Еще в четырнадцать лет наметил себе стать священником и этим порадовать свою матушку. А уже в шестнадцать начал приобщаться к достаточно свободной литературе и объявил себя врагом священников. Хотя при этом и не отрицал религию как таковую, и решил беречь целомудрие пока не выполнит цель, заключавшуюся во что бы то ни стало вызволить собственную мать из монастыря. Это молодому человеку казалось минимальным вознаграждением за бесчисленные жертвы с ее стороны. Несмотря на целомудрие и испуг быть застигнутыми врасплох, молодые люди были способны обнаружить в темноте все то, что и искали. Расстегивали пуговицы, развязывали банты, освобождались от излишней застенчивости и оказывались друг перед другом обнаженными, то и дело хватая ртом воздух и слюну друг друга. Вдыхали насыщенные ароматы, чувствовали лихорадочные приступы то здесь, то там, вызываемые приличными страстными желаниями разгадать все загадки, достичь глубины друг друга и вместе совершенно затеряться в одной и той же бездне. На летних занавесках оставались пятна теплого пота, невинной крови и спермы, но ни один из этой парочки не замечал подобных знаков своей взаимной любви.

Быстрый переход