Желтая полоска блестела на ковре, на розовом бархатном кресле, где лежал клетчатый халат отца. Мне бы хотелось подарить Феликсу такой халат, и еще рубашку, часы, запонки, кольцо.

«Может, я смогу это сделать, у меня же есть еще время», — подумала я.

Отец внимательно посмотрел на меня.

— Кто-то все планирует. Мы можем назвать его — Бог.

— Ну а как насчет любви?

— Любовь может быть тут или там, чтобы делать детей и мечтать. Когда вы произведете свое потомство, вы можете начать мечтать.

— Но мечты должны куда-нибудь вести, разве я не права?

— Мечты просто существуют. Они выражают самое себя. Идеал того, что может быть. Но ты знаешь, что он становится грубой имитацией в повседневной жизни?! Начни вместе жить с мужчиной, в которого влюблена, и ты через некоторое время будешь видеть у него на подбородке засохший желток, и от него будет нести луком.

— Но это же ужасно!

— Поэтому ты должна рожать детей. От них идет что-то такое… что ты не будешь обращать внимания на засохший желток на подбородке твоего мужа…

— Но это же карикатура! Папа, скажи мне, что любовь совсем не такая.

— Раз мы затеяли такой серьезный и утомительный разговор, пожалуйста, прислушайся к моим словам. Существует цель, которой мы никогда не сможем добиться. Она всегда будет маячить впереди, и мы не сможем дотянуться до нее. Но мы также будем кое-что иметь при себе. Но то, что будет у нас всегда, будет таким, как будто мы его купили на распродаже.

— Поэтому ты так хотел заполучить эту этрусскую пару?..

— Да, я мечтал о совершенстве, но кончил тем, что продаю головы глиняных божков, — ответил отец.

Вошел Нгуен с кофе и тостами. Отец вдруг сменил доверительный тон на формальный.

— Прости меня, мне нужно позвонить, — сказал он и встал с постели.

Я намазала маслом тост и ждала, когда он вернется с телефонной книжкой и снова сядет на кровать, но он вышел из комнаты, а я подумала: «Почему?» Я села по-турецки и начала разглядывать комиксы в газете.

Тост и «Геральд Трибюн». Туфли стоят на полу. Как будто я никогда не уезжала отсюда.

Вошел Мишель, он был уже одет.

— Привет! У тебя появилась новая привычка?

— Я еще не вернулась, я только пришла навестить вас, — ответила я.

— Оставайся. Чем больше нас, тем веселее, — заметил он и наклонился, чтобы поцеловать меня. — Ну и что тебе сказал Джекоб?

— У нас была лекция по философии, много философии, и все о любви.

— Да, у него уже давно такой настрой. Мне кажется, что это возраст. Он говорил о невозможности любви?

— Откуда ты знаешь, Мишель?!

— Я же сказал тебе, он постоянно говорит об этом в последнее время. Где «Фигаро»?

— Я не знаю, я здесь не живу. И давно уже у него такое настроение?..

Мишель сел рядом со мной.

— Твой отец стал таким с тех пор… с тех пор как… — Неожиданно у него на глазах показались слезы.

— С тех пор, как умерла Джулия?

Мишель уставился себе под ноги.

— Флоренс, это не единственная причина. Да, это началось примерно в то время.

Секрет. «Не спрашивай!» — говорил мне голос.

— Мишель, — сказала я. — Ты должен рассказать мне. Я уже взрослая, и ты должен мне все сказать!

Я притянула его к себе и попыталась пощекотать.

— Ты очень взрослая, — сказал он, сев.

— Посмотри, как светит солнце и как оно сияет здесь на ковре.