|
- Прощай, - сказал он мне. - Хоть ты и предатель, бог не забудет твоего милосердия. Может быть, ты последуешь за мной? Тебя не тронут, ручаюсь своей жизнью и честью. Ты говорил, что остался христианином. Разве это место для христиан? - и он показал рукой наверх. - Конечно, не место, - ответил я. - Но уйти с тобой я не могу. Здесь моя жена и мой сын, и, когда понадобится, я умру вместе с ними. Если хочешь меня отблагодарить, постарайся лучше спасти их жизни - о своей я не забочусь. - Постараюсь, - сказал испанец, и мы благополучно спустили его вниз. Возвратившись к храму, я объяснил, что испанцы не смогли преодолеть обрыв и отошли. А в храме продолжалась страшная оргия. В живых осталось только два индейца. Жрецы изнемогали от усталости. - Где теули? - пронзительно кричал кто-то. - Быстрее? Тащите их на алтарь! Но теули исчезли: их искали повсюду, однако найти не могли. Укрывшись в тени, я громко проговорил измененным голосом: - Бог теулей взял их под свое крыло! Уицилопочтли не может одолеть бога теулей! Затем я сразу отошел в сторону, чтобы никто не догадался, что это был я. Мои слова тут же подхватили и начали повторять на все лады. - Бог креста укрыл теулей своими крылами! - кричали женщины. - Принесем же на алтарь тех, кого он отверг, и возрадуемся! Вскоре последние пленники были зарезаны на жертвенном камне. Я думал, что этим все кончится, но я ошибался. Еще когда женщины возводили баррикады, в их глазах светилась какая-то затаенная решимость, и вскоре мне довелось увидеть, что она означала. Огонь безумия горел в сердцах этих несчастных. Жертвоприношение было завершено, однако настоящее празднество только еще начиналось. Женщины собрались на краю верхней площадки и некоторое время к чему-то готовились там, хотя пули испанцев поражали то одну, то другую из них. Вместе с ними были только жрецы; остальные мужчины по-прежнему стояли кучками в стороне, угрюмо наблюдая за приготовлениями женщин. Никто не пытался остановить их или отговорить. В храме возле жертвенного камня осталась только одна женщина - Отоми, моя жена. Это было горестное зрелище. Возбуждение, или, вернее, безумие, покинуло ее, и она стала прежней Отоми, такой, как была всегда. Расширенными от ужаса глазами смотрела она то на останки растерзанных жертв, то на свои руки, словно они были залиты кровью, и содрогалась от одной этой мысли. Я подошел к ней, тронул ее за плечо. Она обернулась, как от толчка. - О муж мой, муж мой! - только и смогла она выговорить, задыхаясь. - Да, это я, - ответил я, - но больше не называй меня своим мужем. - Что я наделала! - простонала Отоми и упала без чувств мне на руки. Здесь я должен рассказать о том, что узнал лишь многие годы спустя от настоятеля нашего прихода, человека, хоть и недалекого, но весьма ученого. |
