"Ну, теперь-то он наверняка остановится, - подумал я. - У него есть
меч, и ему нетрудно будет убить меня, когда я буду переползать со льда на
горячую лаву".
Очевидно, де Гарсиа тоже подумал об этом, потому что он повернулся ко
мне с сатанинской гримасой, но тут же снова начал карабкаться вверх. Я
ничего не мог понять. Где же он надеется от меня укрыться? Шагах в
трехстах от нас клокотал кратер, выбрасывая в небо клубы пара и дыма, а
между его гребнем и кромкой льда громоздились застывшие потоки лавы,
местами такой горячей, что по ней трудно было ступать. Де Гарсиа устал.
Теперь уже медленно брел он по лаве, вздрагивающей под ногами, а я
неторопливо шел за ним, переводя дыхание.
Но вот он приблизился к краю кратера, подался вперед и заглянул вниз.
Я подумал, что сейчас де Гарсиа бросится в него и так покончит с собой.
Но, если у него и была подобная мысль, он сразу же позабыл о ней, когда
увидел, какое уютное ложе его ожидает. Круто повернувшись, де Гарсиа
выхватил меч и пошел на меня. В дюжине шагов от кратера мы встретились.
Я сказал "мы встретились", но в действительности это было не совсем
так, потому что в четырех шагах от меня, там, где я не мог достать его
мечом, де Гарсиа снова остановился. Не сводя с него глаз, я сел на обломок
лавы. Казалось, я никогда не смогу наглядеться на его лицо. Но что это
было за лицо! Лицо убийцы перед расплатой. Жаль, что я не художник, потому
что словами невозможно описать эти полные ужаса, запавшие красные глаза,
скрежет зубов и дрожащие губы. Я думаю, когда сам дьявол, враг рода
человеческого, выкинет свой последний козырь и погубит последнюю душу, он
перед смертью будет выглядеть точно так же.
- Ну вот мы и свиделись, де Гарсиа, - сказал я.
- Чего ты ждешь? - прохрипел он. - Убей меня и покончим с этим!
- Куда ты торопишься, кузен? Я искал тебя целых двадцать лет, зачем
же нам сразу расставаться? Поболтаем немного! Прежде чем мы расстанемся
навсегда, я надеюсь, ты будешь настолько любезен, что ответишь на мой
вопрос. Меня мучит любопытство. За что ты причинил столько горя мне и моим
родным? Ведь должно же быть какое-то объяснение даже твоей бессмысленной
тупой жестокости?
Я говорил с ним спокойно и равнодушно, не испытывая ни малейшего
волнения, не чувствуя _н_и_ч_е_г_о_. В тот странный час я был не Томасом
Вингфилдом, я был не человеком, а бездушным орудием, слепой силой. Я мог
просто без печали думать о моем убитом сыне; для меня он не был мертвым,
ибо я сам был всего лишь частицей всеобъемлющей природы, куда входила и
смерть. Даже о де Гарсиа я думал без ненависти, словно и он был только
пешкой в чьей-то руке. Но в то же время я знал, что он теперь целиком в
моей власти, что он мне ответит и скажет правду и что это так же истинно,
как то, что он умрет, когда я того захочу.
Де Гарсиа пытался сжать губы - они разомкнулись сами собой, и он
заговорил. |