Тогда жрецы принялись хлестать их кожаными бичами, и
несчастные устремились ко мне, крича от боли. Один из индейцев первым
достиг камня. Я ударил и пронзил копьем его руку. Выронив свое оружие, он
отскочил в сторону, и второй индеец последовал за ним. Они не хотели
сражаться, и никакие удары бичей уже не могли их заставить напасть на
меня.
Видя, что мужество окончательно покинуло пленников, жрецы решили с
ними разделаться. Под громкое пение и музыку они подтащили раненого мной
индейца к черному мраморному столу - я уже понял, что это был жертвенный
камень - и опрокинули его на выпуклую верхнюю площадку грудью вверх. Пять
жрецов вцепились в несчастного: один держал его за голову, двое за руки и
двое за ноги. Затем к нему приблизился верховный жрец, облаченный в
багряное одеяние, тот самый, что считал удары моего сердца. Пробормотав
какое-то заклинание, он взметнул _и_т_ц_т_л_и_ - изогнутым ножом из
вулканического стекла, одним ударом вспорол грудь бедного индейца и
совершил древний обряд жертвоприношения солнцу.
В это мгновение вся стоявшая внизу многочисленная толпа, перед
глазами которой разыгрывали этот кровавый спектакль, простерлась ниц и
лежала на земле до тех пор, пока сердце жертвы не опустили на золотое
блюдо перед богом Уицилопочтли. Затем страшные жрецы бога набросились на
тело жертвы. С дикими криками они дотащили его до края верхней площадки
пирамиды, или, правильнее, _т_е_о_к_а_л_л_и_, и швырнули вниз так, что оно
покатилось по крутому склону. У подножия теокалли труп подхватили какие-то
ожидавшие этого момента люди и унесли. В то время я еще не знал, для чего
он им нужен.
Тотчас вслед за первой жертвой последовала вторая, и снова толпа на
площади благоговейно простерлась ниц. Затем наступил мой черед. Когда
жрецы схватили меня, все смешалось перед моими глазами, и я пришел в себя
уже на проклятом жертвенном камне. Повиснув на моих руках и ногах и
оттягивая назад голову, жрецы не давали мне шевельнуться. Я лежал на
спине, выпятив грудь колесом, так, что туго натянутая кожа на ней едва не
лопалась, как на барабане. А надо мной стоял сам дьявол в образе
человеческом со стеклянным ножом в руке. Никогда не забуду я ни его
свирепого лица, искаженного жаждой крови, ни его сверкающих из-под сальных
косиц глазок. Откидывая назад свисающие на лоб пряди, жрец медлил. Он
примеривался не спеша, покалывая меня ножом в то место, куда хотел нанести
удар. Казалось, прошла целая вечность, пока я лежал так, вздрагивая от
каждого укола, но вот, наконец, _п_а_б_а_ решился и взмахнул ножом.
Словно сквозь туман, я видел, как стремительно опускался нож.
Последний мой час пробил! Но в этот миг чья-то рука перехватила руку жреца
на полдороге, и я услышал тихий голос.
Ка видно, то, что он говорил, пришлось жрецу не по вкусу. |