Неужели Фицрой пытался... пытался... его всегда потрясала мысль о концепции высасывания крови, способе насыщения вампира. Неужели она была с ним слишком долго, настолько, что сама стала подобной ему? Майк быстро заглянул в зеркало над диваном и успокоился, убедившись, что пока видит в нем ее отражение. Потом вспомнил, что оно так же ясно отражало и Фицроя.
– Ты сама не превратилась случаем в... в одного из них? – процедил он.
Вики поправила очки.
– О чем, черт тебя побери, ты говоришь?
– Откуда ты знаешь, что восход солнца будет сегодня в шесть семнадцать? – Майку хотелось пересечь комнату и встряхнуть ее хорошенько, чтобы получить ответ, и он едва справился со своим желанием.
– Я прочла это в газете прошлым вечером. – Лоб Вики нахмурился, она никак не ожидала такого напора. – В чем дело, Селуччи?
«Прочла об этом в газете прошлым вечером».
– Извини, я... ну... – Прилив облегчения был настолько силен, что он почувствовал слабость и даже головокружение. Майк развел руками в знак извинения и вздохнул. – Я подумал, ты становишься такой, как он, – тихо произнес он. – И боюсь, что могу потерять тебя.
Закусив нижнюю губу, Вики окинула его долгим внимательным взглядом, хотя в тусклом свете едва могла различить черты лица Селуччи. Слишком обессилевшая, чтобы отрицать что‑либо, она почувствовала, что ее друг беспокоится, ощутила опасения Майка, его любовь и знала, что он не ставит больше никаких условий, не требует никаких обязательств с ее стороны. К удивлению женщины, вместо того чтобы умалить ее чувство самодостаточности, это заявление добавило ей уверенности в себе и придало сил. Даже паника в отношении Генри слегка утихла. Она почувствовала, что из глаз у нее вот‑вот брызнут слезы.
Борясь с перехватившим горло спазмом, она сказала:
– Это не происходит таким образом.
– Прекрасно. – Он услышал в интонации подруги если не согласие, то, по меньшей мере, признание, и успокоился, решив пока ограничиться этим.
В комнате с каждой минутой становилось светлее.
Вики повернулась к окнам, снова плотно обхватив плечи руками.
– Подними шторы.
Майк прекрасно понял, что она хотела сказать на самом деле. "Подними их ты, потому что я сама не могу. Потому что боюсь того, что могу увидеть".
День обещал быть прекрасным. Голоса птиц шумно приветствовали рассвет, и воздух был так прозрачен, как бывает только ранним весенним утром.
На его часах было 6:22.
– Сколько времени он сможет выдержать пребывание на солнце?
– Не знаю.
– Я проверю снаружи. На всякий случай, вдруг он почти что успел дойти.
Ни одного изуродованного, почерневшего тела, ползущего к дверям. Ни одного холмика пепла в форме человеческого тела в пределах видимости. Вернувшись, Селуччи застал Вики на том же самом месте, она так и продолжала сидеть, уставившись в окно.
– Он не умер.
– Вики, ты не можешь этого знать.
– Ну и что из того? – Зубы сжались так сильно, что в висках у нее застучало. – Он не умер.
– Конечно. – Майк пересек комнату, подошел к подруге и нежно повернул ее к себе лицом. – И я тоже не хочу в это верить. – Это была правда, он действительно не хотел. Селуччи приводили в немалое смятение чувства, которые возбуждал в нем Фицрой, но он определенно не хотел, чтобы тот исчез в небытие. – Стало быть, мы вместе не верим в это.
Вместе. Лицо женщины исказилось гримасой в попытке не дать волю слезам, и она кивнула. «Вместе» звучало намного лучше, чем в «одиночку».
* * *
Он чувствовал, что рассвет наступил. |