– Шмотки Молли у меня дома, – сказал я Майклу, остановив машину. – Я бы сейчас отвез ее туда за ними. Тем более мне надо переговорить с ней сегодня же, пока все свежо. Я привезу ее часа через два самое позднее.

Майкл, беспокойно нахмурившись, посмотрел на спящую дочь, но кивнул.

– Хорошо.

Он вышел и закрыл за собой дверцу, но пригнулся и сунул голову в опущенное окошко.

– Можно спросить у вас пару вещей?

– Валяйте.

Он оглянулся на свой дом.

– Вы никогда не допускали возможности того, что Господь послал меня на последнюю операцию вовсе не для того, чтобы я мог спасти свою дочь? Что Он не намеревался использовать вас для ее защиты?

– Что вы хотите сказать?

– Только то, Гарри Дрезден, что вполне вероятно, вся эта история от начала и до конца затевалась с целью спасти вас. Что, придя на помощь Люччо и ее ученикам, я делал это не для того, чтобы освободить Молли, но чтобы предотвратить конфликт между вами и Советом. Что ее положение вашей подопечной имеет целью не защитить ее, но защитить вас?

– Э?.. – произнес я.

Он покосился на дочь.

– Дети обладают своей особенной силой. Обучая их, защищая их, вы сами становитесь чем‑то большим, чем вам казалось возможным. Вы становитесь более понимающим, более терпеливым, более способным, более мудрым. Возможно, это дитя сделает с вами то же самое. Возможно, в этом и есть ее предназначение.

– Если Бог так заботится о помощи нам, почему он не послал никого, чтобы защитить меня от Кассия? Одного из приближенных старины Ника? Ведь неплохой бы спасательный сценарий вышел.

Майкл пожал плечами и открыл было рот.

– И не кормите меня этими байками насчет неисповедимых путей.

Он закрыл рот и улыбнулся.

– Сложная это штука, – признался он.

– Что именно?

– Жизнь. Ладно, увидимся через пару часов. – Он протянул мне руку. Я пожал ее. – Я не знаю другого способа избавиться от влияния Ласкиэли, но это не означает, что его нет. Если вы передумаете насчет монеты, Гарри, если захотите избавиться от нее, обещаю, я помогу вам.

– Спасибо, – ответил я совершенно искренне.

Его лицо посерьезнело.

– А если вы падете перед искушением… если поддадитесь Падшему или угодите в западню ее воли… – Он коснулся рукой эфеса своего тяжелого меча, и лицо его сделалось тверже гранита. Перед этой ветхозаветной решимостью даже фанатизм Моргана казался так, струйкой пара. – Если вы преобразитесь, я тоже буду здесь.

Страх окатил меня ледяной волной. Вот блин!

Я сглотнул, и мне пришлось крепче сжать руль Жучка, чтобы не было видно, как дрожат руки. При всем при этом в голосе Майкла не прозвучало угрозы, не проявилось ее и на его лице. Он просто констатировал факт.

Отметина на левой ладони жгла руку, и я в первый раз всерьез задумался, не переоцениваю ли я своих способностей вести дела с Ласкиэлью. Что, если Майкл прав? Что, если я уже облажался в чем‑то и кончу так, как несчастный ублюдок Расмуссен? Как серийный убийца с демонической энергетикой?

– Если это случится, – ответил я сиплым шепотом, – я хочу, чтобы так и было.

По его глазам я видел, что ему эта мысль нравится не больше, чем мне, – но он просто изначально не мог вести себя со мной иначе, чем предельно искренне. Он мой друг, и его это тревожило. Если бы ему пришлось причинить мне боль, это терзало бы его самого еще больнее.

Может, эти слова вырвались у него как подсознательная попытка уговорить меня избавиться от монеты. Он не мог стоять в стороне, позволяя происходить чему‑то нехорошему, даже если это означало, что ему придется убить друга.