– Нет. Инстинкт, – ответил он и улыбнулся мне. – Просто мне кажется, у меня начинается кризис среднего возраста. Впрочем, я не собираюсь менять образ жизни и уж не имею ни малейшего намерения уходить в отставку преждевременно.

– Что ж, хорошо, – сказал я, хотя это прозвучало мрачнее, чем мне хотелось бы.

– Вы не будете против, если я задам вам вопрос личного характера? – спросил Майкл.

– Я как‑то слишком занят, чтобы отвечать на риторические вопросы.

Он улыбнулся и кивнул. Потом прикусил губу, явно подбирая слова.

– Гарри, вы довольно долго избегали меня. И вы производили впечатление… ну, скажем так, более сурового, чем прежде.

– Ну, лично вас я не избегал, – возразил я.

Он внимательно, спокойно смотрел на меня.

– Ну ладно, – буркнул я. – Угу. Только я почти всех избегал. Не принимайте это на свой счет.

– Может, я чего‑то не так сделал? Или кто‑то из моей семьи?

– Да хватит риторики! Вы сами знаете, что нет.

Он кивнул.

– Тогда, возможно, это вы что‑то сделали. Что‑то такое, что стоило бы обсудить с другом.

Знак падшего ангела на моей левой ладони начал зудеть. Я хотел было сказать «нет», но удержался. Квартал или два я вел машину молча. Надо было ответить. Майкл мой друг. Он заслуживал доверия и уважения. Он заслуживал ответа.

Но я не мог.

А потом губы мои шевельнулись, и я понял: то, что терзает меня больше всего, не имеет никакого отношения ни к монетам, ни к падшим ангелам.

– В прошлый Хэллоуин, – тихо сказал я, – я убил двоих.

Он медленно вдохнул и кивнул.

– Один из них был Кассий. Когда он уже лишился сил, я скомандовал Мышу сломать ему шею. Второй – женщина, некромант по имени Собиратель Трупов. Я застрелил ее в затылок. – Я судорожно сглотнул. – Я убил их. Я никогда прежде не убивал людей… вот так. Хладнокровно. – Я помолчал еще немного. – Меня мучают кошмары.

Я услышал, как он вздохнул. Когда он заговорил, голос его звучал натянуто, будто от боли.

– Я занимаюсь этими делами дольше, чем вы. Я могу понять, что вы ощущаете. По крайней мере отчасти.

Я не ответил ему.

– Вам кажется, все никогда больше не будет как прежде, – продолжал он. – Вы очень отчетливо это помните, и это вас не отпускает. Это как ходить с острым камешком в ботинке. Вы чувствуете себя запятнанным.

Чертовы дурацкие уличные огни… кой черт они расплываются? Я поморгал, не произнося ни слова. Да и в горле все равно стоял ком, мешавший говорить.

– Я знаю, каково это, – повторил он. – И заставить это исчезнуть невозможно. Но со временем станет легче. – Он помолчал, судя по всему, глядя на меня. – Если бы вам пришлось сделать это еще раз, вы бы это сделали?

– Вдвое решительнее, – ответил я, не раздумывая.

– Значит, то, что вы сделали, было необходимо, Гарри. Это может причинять боль. Это может преследовать вас. Но в конечном счете, до тех пор, пока вы поступаете так, как считаете нужным, вы сможете жить в мире с собой.

– Правда? – спросил я, закусив губу.

– Обещаю вам, – заверил он.

Я покосился на него и снова отвернулся вперед.

– Вы… вы не думаете обо мне хуже? Зная, что я убийца?

– Не мне судить вас за то, что вы сделали. Я сожалею о тех, чьи души потеряны. О том, что они никогда не обретут спасения. Меня беспокоит боль, которую вы причинили этим себе самому. Но я ни на мгновение не сомневаюсь, что вы лишили кого‑то жизни лишь в том случае, когда это было абсолютно необходимо.