|
— Пан генерал… — Вы свободны, пан майор, — прервал доклад генерал. Щелкнув каблуками, майор вышел из кабинета, аккуратно затворив за собой дверь… А генерал продолжал смотреть в окно. И пан Гмежек, хоть он недолюбливал и армию, и Комаровского — не знал, куда ему деваться. — Вы пришли за моим сыном? — прервал молчание генерал. — Старший инспектор полиции Гмежек, сыскная полиция Варшавы, отдел убийств. Да, пан генерал, я пришел побеседовать с вашим сыном. Генерал снова какое-то время молчал, глядя в окно. — Что он натворил? — наконец спросил он. — Не далее как три дня назад… — Что он натворил, пан полицейский? Гмежек решил говорить правду, хотя и не должен был. Просто — чувствовал, что так надо. — Мы считаем, что он причастен к убийству. Возможно, причастен — мы не можем сказать этого точно. — Вот как? Из-за этого начинается рокош? — Возможно, да, — осторожно ответил пан Гмежек. — Интересно… И кем же был убитый, что из-за него выходят на улицы? — Пан Ковальчек, профессор Варшавского университета, из эмигрантов… — полицейский замялся. — Говорите, говорите, пан полицейский… — К тому же — диссидент и содомит. — Диссидент и содомит, — медленно, будто пробуя эти слова на вкус, произнес их генерал, — достойный подданный Его Величества, ничего не могу сказать. Он имел какое-то отношение к наркотикам? Пан Гмежек снова не стал лгать. — Да. Наркотики обнаружены и в его крови, и на квартире рассыпанными. Судя по всему, он был не только потребителем наркотиков, но и наркоторговцем. Генерал внезапно поднял руки и закрыл ими лицо, будто плача, но все это происходило в абсолютной тишине. Так он просидел какое-то время — старший инспектор боялся даже слово сказать, потом вдруг повернулся в кресле. Гмежек увидел глаза генерала — больные, красные от недосыпа, какие-то обреченные, будто у загнанного зверя. — Я предупреждал… что добром не кончится… — надтреснутым голосом произнес он. — О чем вы, пан генерал? — спросил полицейский. — О своем сыне, пан полицейский. О своем сыне. Он сам вам расскажет, я не имею права говорить о чужих секретах. У вас есть дети, пан полицейский? — Да, есть, пан генерал. Двое. Сын и дочь. Сын в этом году заканчивает гимназию. Пан Гмежек не стал упоминать, что дети живут с женой. Бывшей. Как и бо#льшая часть полицейских, пан Гмежек был в разводе, мало какая семья выдерживала испытание работой полицейского. Тем более — семья старшего инспектора убойного отдела, которого могли выдернуть на происшествие в любое время дня и ночи. — А у меня Ежи единственный. Даже супруги нет… погибла… Впервые за все время службы старший инспектор Гмежек не знал, что ему сказать. Он был циничен, как все полицейские, и за время службы повидал немало. Как все полицейские, он имел дело с отбросами общества: убийцами, грабителями, разбойниками, наркоманами. Он смотрел в глаза семнадцатилетнему поддонку, который убил старую пани, чтобы поживиться содержимым ее сумочки, он входил в состав оперативно-следственной группы в ставшем основной для ленты синематографа розыскном деле «Березовая роща», когда им удалось изобличить маньяка, тихого почтового служащего, на руках которого была кровь тридцати двух человек . Он всякое видел. Он видел и самых разных полицейских, честных и не очень, и совсем не честных, он мог даже подложить улику в карман виновного, если видел, что тот и в самом деле виновен. Но он никогда не арестовывал человека, никогда не привлекал его к ответственности, если видел, что тот — невиновен. А сейчас получалось так, что он отнимал сына у старого генерала, который был опорой порядка в Варшаве в эти трудные минуты, — и при этом искренне считал молодого человека невиновным. |
