|
А сейчас получалось так, что он отнимал сына у старого генерала, который был опорой порядка в Варшаве в эти трудные минуты, — и при этом искренне считал молодого человека невиновным. Он впервые узнал, что это такое — арестовывать невиновного человека, человека, которого ты и сам считаешь невиновным. И ему это не нравилось. — Пан генерал, я могу вам пообещать только одно, что я лично прослежу за тем, чтобы при производстве следствия закон соблюдался до последней запятой. Кроме того, я лично прослежу за тем, чтобы все данные об убитом, о том, кем он был — внесли в дело и представили на рассмотрение судье. — Закон… — генерал снова повернулся к окну, — кому сейчас нужен закон, кто помнит о нем? Вот эти? — О нем помню я. Надеюсь, что и вы, пан генерал. Закон нужен нам. Генерал покачал головой. — Что есть закон вот для них? — Он показал рукой в окно. — Рокошанам не нужен закон. Им нужна свобода. Они выходят на улицы и кричат — нам мало свободы! Дайте нам ее… Знаете, пан полицейский, когда-то давно… я и несколько других офицеров удостоились личной аудиенции монарха… тогда еще царствовал отец ныне правящего монарха, да продлит Йезус его дни. Он тогда сказал одну фразу, которую я и, наверное, мои спутники запомнили на всю жизнь. «У моего подданного нет права быть скотом», — вот что он сказал. И в России — никогда такого права у подданных не будет. Те, кто выходит на площадь и кричит, что им мало свободы, требует именно такой свободы. Свободы быть содомитом, наркоманом, диссидентом. Нас, которые не дают им эту свободу, они называют иродами и сатрапами… Генерал снова замолчал. — Пан генерал, вы знаете, где ваш сын был в ночь на двадцать шестое июня сего года? — осторожно спросил пан Гмежек. — Об этом он расскажет вам сам. Если захочет. Думаю, захочет, потому что ему нечего стыдиться. Раньше таких, как этот пан… сжигали на кострах. Сейчас — у нас есть закон. Генерал нажал на кнопку звонка, он зазвенел так резко, что старший инспектор Гмежек непроизвольно вздрогнул. — Еще один вопрос, пан генерал. Я думаю, что ваш сын мстил за кого-то. Вы знаете — за кого? — Об этом он тоже расскажет вам сам. Хлопнула дверь, на пороге вырос майор Пшевоньский. — Пан генерал? — Проводи, — коротко произнес генерал, показывая на Гмежека, — пусть полицейские выполняют свою работу. — Прошу меня простить, пан генерал, — сказал Гмежек. Генерал ничего не ответил. Вместе с паном майором они проследовали на другой этаж, уже перекрытый. Здесь было шумно, голосили рации. — Как вы выведете его из здания, пан полицейский? — негромко спросил майор Пшевоньский. — демонстранты его разорвут и вас заодно? — Кто сказал, что я кого-то собираюсь выводить из здания?! — раздраженно ответил старший инспектор. — мне нужно просто поговорить! Майор остановился около одной из дверей, постучал. Потом еще раз. — Странно… Еще стук, громкий — без ответа. — Когда вы его последний раз видели? — Полчаса назад. Майор навалился с силой на ручку двери, добротную, сделанную из настоящей стали. Та не поддалась. — Есть еще ключи? — Да, в дежурке. — Неси, — распорядился полицейский, — и прихвати с собой еще кого-нибудь. — Кого именно? — недоуменно переспросил майор. — Не важно кого! Любого, только не полицейского. — Понял… Майор вернулся минут через семь — пришлось обходить баррикады. Вместе с ним был казак, невысокий, вооруженный автоматом крепыш. — Вот! — майор протянул ключ. |
