— А все-таки мы едем, — говорит парень из Семюра.

И едва он это сказал — бледное солнце вспыхивает в стеклах будки стрелочника, и поезд тормозит у вокзальной платформы.

— Вот свинство! — вырывается у парня из Семюра.

На тех, кто стоит у окошек, забранных колючей проволокой, со всех сторон сыплются вопросы. Пленники хотят знать, что там такое — станция или мы опять, в который раз, застряли в открытом поле.

— Станция, — говорю я тем, кто стоит позади.

— Похоже на большой город? — спрашивает кто-то.

— Нет, — отвечает парень из Семюра, — вроде бы городишко маленький. — Прибыли? — спрашивает другой. — А кто его знает, приятель, — отзывается парень из Семюра.

Я оглядываю станцию и то, что виднеется за ней, — правда похоже на маленький городишко. На платформе пусто, только у дверей в зал ожидания и у выходов для пассажиров маячат часовые. За стеклами зала ожидания и у турникетов волнуется толпа.

— Видел? — спрашиваю я парня из Семюра.

Он кивает головой. Видел.

— Похоже, что нас ждут.

Мысль, что, может, это и есть конец пути, барахтается где-то в пелене моей безысходной усталости. Я думаю: может, это и вправду конец пути? Но мне от этого ни тепло, ни холодно.

— Может, это Веймар, — говорит парень из Семюра.

— А ты все еще уверен, что нас везут в Веймар?

Может, и вправду мы в Веймаре, может, это и вправду Веймар, но мне от этого ни тепло, ни холодно. Мое сознание — сумрачное пространство, по которому вихрем проносятся жгучие боли.

— Больше некуда, старик, — терпеливо отвечает парень из Семюра.

И он пристально вглядывается в меня. Я понимаю — он думает: лучше, если это и впрямь Веймар, лучше если мы прибыли. Я понимаю — он думает: мне долго не протянуть. Но мне и на это плевать, протяну ли, не протяну, крышка мне или нет.

Спустя два года, почти два года спустя в Асконе мне вспомнилась эта остановка на маленькой провинциальной станции в бледном свете зимнего утра. Я сошел с трамвая в Сольдуно, но не стал подыматься по склону к дому, а пересек мост и добрался пешком до самой набережной Асконы. Был такой же зимний день, только солнечный, я сел на открытой, залитой солнцем террасе одного из бистро, расположенных вдоль набережной Асконы, над озером, сверкающим на зимнем солнце, и заказал чашечку кофе. Рядом мелькали спортивные автомобили, красивые женщины, молодые люди в безукоризненных костюмах из фланели. Пейзаж был нежен и прекрасен, война только-только кончилась. Вокруг слышался разноязычный говор, смех, спортивные машины, просигналив клаксоном, стремительно уносились навстречу мимолетным радостям. Я сидел на террасе, пил настоящий кофе и ни о чем не думал, то есть нет, я думал, что мне пора уезжать, что трехмесячный отдых в Итальянской Швейцарии подходит к концу. Пора упорядочить свою жизнь, а вернее, пора начинать жить, мне теперь уже двадцать два. Ни летом, сразу после возвращения, ни осенью я еще жить не начинал. Просто я до конца, до предела использовал все возможности, заложенные в каждом мимолетном мгновении. А теперь надо начать жить, строить планы, обзавестись работой, обязанностями, будущим. Но здесь, в Асконе, на набережной Асконы, у озера, переливающегося на зимнем солнце, у меня еще не было будущего. С самого приезда в Сольдуно я ничего не делал — только впитывал солнце всеми порами да писал эту книгу, хотя уже знал, что она нужна только мне одному — привести в какой-то порядок пережитое. И вот тут-то, в Асконе, за чашкой кофе, настоящего кофе, отдаваясь безоглядному чувству счастья — счастья зыбкого и бесплотного, я вспомнил вдруг остановку в маленьком немецком городке во время нашего долгого пути.