На этих словах дверь вдруг открылась, и вошёл Александр в явно хорошем расположении духа. Оглядев своих приближённых, спросил насмешливо:

   — Что — если Государь? Извини, любезный Пётр Андреевич, что я без стука, но я услыхал голоса... — Взглянув на Адлерберга, преувеличенно укоризненно сказал: — Ну что, Александр Владимирович, наябедничал? Ай-ай, не хорошо. Что мой учитель говорил нам? Ябедничают только девочки. Стыдись, граф. Ввёл в волнение и страх нашего храброго Шувалова. А ему завтра охранять нас с тобой. Кстати, — обратился он к Шувалову, — спасибо твоим людям — подвезли. А то ни одного фиакра. Хоть какая-то польза от твоих шпиков. — Он потянулся чуть. — Ну что, господа, не пора ли отдать должное Морфею? А то скоро вставать. Не забудьте, завтра военный парад. — В дверях Александр остановился. — Саша, — сказал он Адлербергу, — проводи меня.

Они шли по коридору к апартаментам Александра. Он на ходу говорил:

   — Саша, у меня к тебе большая просьба. Сделай как-нибудь, чтобы Шувалов и его люди не вертелись вокруг меня по вечерам. Мне нужно быть нынче вечером свободным, да и завтра, наверное, тоже. Так что скажи ему, что я с тобой гуляю, а то он не отвяжется со своей заботой.

   — Хорошо, Государь, я, конечно, скажу, но ежели он обнаружит, что я не с вами?

   — А ты закройся у себя, будто тебя нет. Посиди, почитай. Я понимаю, это жертва, но сделай это в знак нашей старой дружбы. Мне, кроме тебя, больше некого об этом попросить.

   — Хорошо, Государь. Как часто мне надо будет читать по вечерам?

   — Не знаю, но надеюсь, каждый вечер.

   — А вы не боитесь, Ваше величество, что я сделаюсь таким образом столь начитанным, что вам придётся назначить меня президентом Академии наук?

   — Если бы я не боялся оскорбить нашу с тобой юношескую дружбу, я бы нашёл лучший способ выразить тебе свою благодарность. Но я просто говорю тебе: спасибо.

Они остановились у апартаментов Александра.

   — Это больше, чем должность, Ваше величество, — и Адлерберг улыбнулся открытой улыбкой, какой он не позволял себе на людях.

6 июня 1867 года. Елисейские поля.

Коляска, в которой находились Александр II и Наполеон III, катилась по Елисейским полям в сопровождении почётного эскорта. Толпа приветствовала двух императоров.

Александр, поворачиваясь то вправо, то влево, махал рукой. В тот момент, когда карета, заворачивая, притормозила, кто-то крикнул из толпы: «Да здравствует Польша!» Александр поискал глазами кричавшего, но увидел иное: выступивший из толпы молодой человек выхватил пистолет и выстрелил в него...

Вечер этого же дня. Улица Габриель.

По улице быстро шла, почти бежала Катя. На углу с авеню Мариньи она остановилась, огляделась по сторонам и, убедившись, что никого нет, толкнула калитку в ограде Елисейского дворца. Она легко поддалась.

Выступивший из тени агент посмотрел на часы и сделал запись в блокноте.

Этим, же вечером. Беседка в саду Елисейского дворца.

   — Боже, Боже, — захлёбываясь в слезах, говорила Катя, обнимая Александра, — второй раз за год... Что же это, Сашенька, как они могут, почему им дают? В Государя, среди бела дня, на глазах у всех... Где же их полиция?

   — Успокойся, дитя моё, всё ведь обошлось.