— Ты в ответе, понял?! Назначь любые деньги для выкупа бумаг князя. Отправь расторопного человека для переговоров с его наследниками. Подкупай, грози, но чтоб бумаги непременно были у нас в Петербурге.
— Всё будет сделано, Ваше величество, — отвечал Шувалов.
Глава пятая
ПЕРЕВОДЯ ДУХ
Двор — не то, чем он был прежде. Россия —
не та... Одно правительство почти не изменилось.
Только его внутренний разлад виднее. Между
тем буревые тучи поднимаются на европейском
Западе и у нас самих стоит непогода. Неурожай
тяготеет над многими губерниями. Финансы
более и более расшатаны. Неудовольствие
и недоверие возрастают или крепнут.
Шувалов вошёл скорым шагом и остановился, не дойдя шага до стола.
— Государь, только что получена депеша: Герцен умер в Париже. Он был для нас тяжкою ношей.
— Я тяжести не чувствовал, — произнёс Александр после паузы. — Это был великий человек, надобно отдать должное его памяти. Князь Пётр Долгоруков был помельче, куда помельче. Но вот они уходят один за другим.
— Ваше величество, эта пустота, увы, будет заполнена.
— Не знаю. Вряд ли явится некто на место Герцена. Могу признаться: я читывал его с удовольствием. Когда противник талантлив, его уважаешь и склоняешь голову перед его прахом.
— Согласен, — с некоторой натугой произнёс Шувалов. Похоже, он не испытывал таковых чувств. — Архив князя прибыл, я приказал выдать агенту Роману в награду годовое жалование.
— Он стоит большего, — сказал Александр. — Прикажи за доставку бумаг князя Петра Владимировича выдать из казны две тысячи, повысить в чине и пожаловать Станислава третьей степени. Я читал его донесения: он обнаруживал ловкость и находчивость.
— Будет исполнено. Прикажете поднести на просмотр некоторые бумаги?
— Да, непременно. Я ознакомился с описью. Доставь мне переписку рода Долгоруковых и самого князя Петра. Это славный род, давший России многих знаменитых особ. Там есть письма к императрице Екатерине «Натальи боярской дочери» — так подписывалась одно время монахиня Долгорукова, вдова Ивана, казнённого Бироном. С некоторых пор родословная Долгоруковых занимает меня, — Александр был откровенен. — Быть может, удастся отыскать кое-какие корни, важные для известной особы.
— Извольте пометить в списке бумаг, Государь, те, что надобны.
— Да-да, завтра ты получишь список с пометами.
— Там есть переписка поэта Некрасова с Долгоруковым.
— Это потом, но тоже интересно. Признаться, я Некрасова уважал и даже защищал его. Талант должен плыть против течения. Как ты полагаешь?
— Талант всегда идёт своею дорогой, — уклончиво отвечал Шувалов.
— Гм... Впрочем, ты прав.
Шувалов ушёл от государя в состоянии лёгкого, но тщательно подавляемого раздражения. Он дал ему волю в кабинете Валуева, когда они остались одни. Валуев тотчас заметил насупленность графа и без обиняков спросил его о причине:
— С некоторых пор у нас в государстве главною темой стали Долгоруковы...
— Долгорукова, хотели вы сказать, — язвительно поправил Валуев.
— Именно. А за этой девчонкой, как за деревом, государь перестал видеть лес. |