— Христос, наш небесный учитель, да и земной тож, произнёс однако: кто из вас без греха, пусть бросит в ближнего камнем.
— В ближнюю, — поправил Александр, — в Марию Магдалину. Я же стою выше греха, ибо над людьми, и обязан ты почитать меня безгрешным.
— Яко примерный подданный своего государя внимаю и повинуюсь.
— То-то же, — снова откликнулся Александр. И без обиняков спросил: — Ведаешь ли, пастырь мой духовный, о связи моей с княжной Долгоруковой?
Священник смущённо заморгал, а потом кивнул головой.
— Извещён, Государь. На каждый роток не накинешь платок.
Александр улыбнулся. Сентенция ему понравилась, откровенность пастыря тоже.
— Ну и что же ты об этом думаешь?
— Плоть и её зов даны нам свыше. А коли так, то греха в том не вижу.
— Разумно говоришь, — одобрил Александр. — Всё, что естественно, не содержит греха.
— Ещё древние сказывали, — подхватил священник, — что положено Юпитеру, воспрещено быку.
— Само собою, чадо моё духовное. Да и княжна больно хороша, можно ль устоять.
Александр засмеялся.
— Стало быть, понимаешь?
— Не токмо понимаю, но и одобряю.
— Эдак мы с тобою поладим. Поощрён будешь за таковое одобрение, — заключил Александр, отпуская пастыря. Место княжны в его жизни было известно всем, хотя при дворе о нём стыдливо умалчивалось. Но из разряда сенсации оно в конце концов перешло в обыденность. И княжна перестала быть затворницей. Она стала появляться в свете со своей неизменной наперсницей Варварой Шебеко и даже на придворных балах. Окружённая блестящими молодыми офицерами, она упоённо танцевала, вызывая восхищение своею воздушностью, невесомостью. Восхищены были не только гвардейские офицеры, но даже некоторые почтенные статс-дамы. Они вполголоса обменивались впечатлениями.
— Можно понять государя...
— Понять да. Но можно ль оправдать? Её величество всё ещё очень хороша и выглядит куда моложе своих лет...
— Но тридцать лет разницы! Это что-нибудь да значит...
— Увы, весьма много. Особенно в отношениях мужчины и женщины...
Александр ревнивыми глазами следил за порханием своей любовницы, увлекаемой очередным кавалером. Улыбка не сходила с её лица. Да и можно ль было не улыбаться, выслушивая восторженные славословия своему изяществу, своей красоте, сравнимой с красотой античных богинь. О, с некоторых пор она знала себе цену, и какие бы признания она ни выслушивала, её улыбка оставалась покровительственно снисходительной. Она давно уверилась, что стоит над всеми и все эти обольстительные речи, все эти восторги молодых красавцев не затрагивали её сердца. Оно оставалось верным своему повелителю, который был несравненен во всём. Государь мог быть спокоен: его Катенька принадлежала ему всецело и не только телом, но и душою, сердцем, всем своим естеством.
Брат Михаил обратился из опекуна младшей сестры в её служителя и стража. В один прекрасный день граф Шувалов уведомил его, что ему со всею семьёй надлежит переселиться в прекрасный особняк на Английской набережной. Там Кате был предоставлен целый этаж, штат услужников и собственный выезд. Отныне всё это воспринималось как само собой разумеющееся.
Немудрено. В один из дней она объявила своему царственному возлюбленному, что в ней что-то переменилось.
— Кажется, Ваше величество, я понесла. |