— Но мы предложили лучшие условия.
Малая Садовая, где располагались склад и лавка, не больно-то велика, да и торговой её назвать нельзя. Михайловский дворец да Михайловский манеж, Михайловская площадь да Михайловская улица, Михайловский театр — всё михайловское; таковой чести удостоился сынок императора Павла — Михаил Павлович, изрядный солдафон, слывший отчего-то остроумцем. Таково соседство Малой Садовой, всё сотворённое трудами знаменитого зодчего Карло Росси, всё им распланированное.
Ясное дело, окрестные дома принадлежали особам родовитым, у коих были свои поставщики с незапамятных времён. Но Кобозевых это обстоятельство отнюдь не смущало.
— Мы для наших сыров сбыт всегда найдём, купечество в наш склад дорогу найдёт, потому как цены весьма приемлемые. А сыры-то, сыры — просим отведать.
Из бочки извлекался тяжёлый круг, похожий на мельничный жёрнов. И ловкою рукою нарезался на тонкие ломти — желтоватые, аппетитно пахнувшие, словно бы плачущие слезами масла из многочисленных «глаз».
— Сыродельного завода братьев Кострицыных. Медаль на Парижской выставке, поставщик двора его императорского величества, — с гордостью объявлял господин Кобозев.
Пробовали, хвалили, покупали, благо цена была ниже, чем в других лавках.
— Добрые господа, обходительные, — говорили обыватели. — И товар предельный.
Предельный — означало добросовестный и дешёвый.
Увы, заведение было далеко от процветания. Искали посредников, вроде бы являлись какие-то господа то ли по делам торговым, то ли по каким-то ещё. Время от времени ломовики привозили и сгружали бочки с очередною партией сыров. И гораздо реже увозили бочки посредникам.
Однако господа Кобозевы не теряли надежды на расширение своего заведения, равно и торговых связей. Затеяли копать погреб — складу столь деликатного продукта, как сыры, погреб нужен позарез, дабы с Невы завалить его льдом, пока в нём нету недостатка.
— Мы получаем сыры полузрелые, — объяснял господин Кобозев, — а у нас они дозревают. И холод тому не помеха. Наше дело следить за созреванием, это процесс тонкий, требующий постоянного контроля. На цвет, на запах и на вкус. Продукт деликатнейший, в цивилизованных-то странах, к примеру, в Швайцарии либо в Дании, великие искусники сыроделия обретаются и оттуда по всей Европе товар развозят.
Иногда его поправляли: надо, мол, говорить не в Швайцарии, а в Швейцарии. Господин Кобозев горячо возражал:
— Это российские крамольники, кои там укрываются, говорят в «Швейцарии», а мы, торговые люди, привыкли по-другому.
Очень они с супругою упирали на то, что они-де торговые люди, и произношение у них соответствует. И вообще они с покупателями обращались по-простецки.
— Мы не из дворян, наше сословие мещанское, а потому чиниться мы не любим, — подчёркивала мадам Кобозева.
Время было напряжённое, тревожное, полиция то и дело проверяла новых обитателей. Несколько раз заглядывали в лавку Кобозевых и квартальный, и пристав. Интересовались всем — паспортами, выручкой, торговыми связями, посредниками. Иной раз даже и покупателями. Находили всё в полном порядке.
— Солидные люди, — говорил квартальный. — Усадят, всё покажут, всё разъяснят, как следовает быть. Да и угощенье предложат. Опять же сыр у них — пальчики оближешь. Я такого сроду не едал. Да и стаканчик поднесут. Словом, рекомендую-с.
Наняли землекопов копать погреб. Просили побыстрей, дабы льду можно было бы навозить до наступления тёплых дней.
— Лед в нашем деле столь же важен, сколь и сам товар, — разглагольствовал господин Кобозев. |