— Я звонила в магазин, где работаю, — объяснила она. — Нужно было сообщить им, что я не смогу вернуться вовремя… из-за дознания.

— Я надеюсь, все обошлось без трудностей? — спросил Эдвард. — Интересно, что это за магазин. Хочется верить, что ваша работа приносит вам удовольствие.

Мидж устало улыбнулась.

— К сожалению, это не совсем так. Моя директриса — еврейка с крашеными волосами и противным голосом. Она только что наговорила мне массу гадостей…

Эдвард, казалось, очень был удивлен.

— Но, малютка Мидж, вы не можете там оставаться! Если уж так необходимо, чтобы вы что-то делали, нужно найти должность у симпатичных людей, с которыми приятно работать.

Мидж молча смотрела на него. Как все объяснить? Что он знает о людях, вынужденных зарабатывать себе на жизнь? В ней поднималась какая-то горечь. Между ней и другими, Эдвардом, Люси, Генри и даже Генриеттой, лежала непроходимая пропасть. Эта пропасть разделяет тех, кто работает, и тех, кто ведет праздную жизнь, кто не имеет представления о том, как трудно найти работу и как трудно ее сохранить. Конечно, они могли бы ей помочь, и ей не пришлось бы зарабатывать себе на жизнь. Люси и Генри охотно приглашают ее к себе. И они, и Эдвард могли бы выделить ей ренту, на которую можно существовать. Только ей не хотелось быть им обязанной. Она с радостью иногда проводила несколько дней в роскошной резиденции Эндкателлов, но старалась сохранить свою независимость. По тем же соображениям она не хотела занимать у них деньги, чтобы открыть свое дело.

Она нашла работу в этом магазине. Ее хозяйка вообразила, что Мидж привлечет сюда своих знакомых. Хитрая женщина разочаровалась: Мидж никогда не советовала своим друзьям приобретать платья у них в магазине.

У Мидж не было никаких иллюзий. Она ненавидела этот магазин, ненавидела мадам Эльфридж, ненавидела свое раболепство перед раздражительными и вечно недовольными покупательницами. Тем не менее, она дорожила своей работой. Где бы она подыскала себе другую? Эдвард воображает, что у нее есть выбор. Смешно! Знает ли он реальный мир? И он, и все Эндкателлы? Она сама Эндкателл только наполовину. Иногда, как, например, сегодня утром, ей казалось, что ничего общего у нее с ними нет. Она была единственной дочерью своего отца. Она всегда вспоминала его с любовью. Мидж ясно видела его перед собой — седого, усталого… Всю свою жизнь он боролся за то, чтобы поддержать свое маленькое семейное предприятие. Он хорошо знал, что оно обречено. Это была не его вина. Нельзя остановить прогресс!

Мидж было всего тринадцать лет, когда умерла мать. Она, наверное, плохо ее знала. Мама была настоящая Эндкателл: очаровательная, веселая, блестящая. Сожалела ли она о своем замужестве? Ведь оно отделило ее от клана Эндкателлов. Мидж об этом раньше не задумывалась. Когда отец овдовел, он как-то сразу постарел, но продолжал свою бесполезную борьбу. Он сошел в могилу тихо и незаметно, когда Мидж исполнилось восемнадцать.

С тех пор она часто бывала у Эндкателлов, принимала от них подарки, приятно проводила с ними время. Но ей не хотелось от них зависеть. Она их любила, но бывали такие минуты, как эта, когда она чувствовала, что она совсем иная, что резко отличается от них.

От Эдварда мало что ускользало. Он ласково спросил:

— Чем я вас так огорчил, Мидж?

Приход Люси избавил ее от необходимости отвечать. Люси была одна, но продолжала какой-то разговор.

— …понимаете, неизвестно, остановится ли она здесь или предпочтет другое место.

Мидж с удивлением сначала посмотрела на Люси, потом на Эдварда.

— Я обращаюсь не к Эдварду. Он ничего об этом не знает. Я спрашиваю вас, Мидж, вы так практичны…

— Но о чем речь, Люси?

Леди Эндкателл этого вопроса не ожидала.