— Мидж! Выше голову! Не позволяйте несчастью наваливаться с такой силой. Не хотите ли сегодня поужинать со мной?

Мидж извинилась: у нее много дел дома, ей нужно написать письма.

— Я выпью чашку чая и убегу.

— Хорошо, я вас провожу!

— Нет, нет, спасибо, я возьму такси.

— Зачем вам брать такси, когда у дверей стоит моя машина?

Когда они сели в автомобиль, Генриетта показала Мидж на «Вентнор», стоявший в некотором отдалении.

Мы не потеряли свою тень, — сказала она, — сейчас она будет нас сопровождать, вот увидите!

— Меня это раздражает!

— А мне совершенно все равно.

Генриетта доставила Мидж домой, поставила машину в гараж и вернулась в мастерскую. Она. довольно долго простояла у камина, погруженная в свои мысли, пальцы ее бессознательно выбивали барабанную дробь. Затем со вздохом она громко сказала:

— А теперь за работу! Бесполезно тратить время!

Через полтора часа, растрепанная и измазанная глиной, она уже любовалась произведением, которое только что сотворила.

Генриетта отошла подальше, чтобы оценить его критическим оком. Она осталась довольна. Это было изображение лошади, но эта лошадь так отличалась от себе подобных, что полковник кавалерии при виде ее тут же свалился бы от апоплексического удара. Даже предки Генриетты с изумлением увидели бы эту лошадь. Это, несомненно, была лошадь, но лошадь абстрактная.

Генриетта спросила себя, что подумал бы об этом произведении инспектор Грендж, если бы ему довелось лицезреть его. Эта мысль развлекла ее на некоторое время.

Что-то там было неладно!

Он знал, что существует множество молодых женщин, которые работают, но раньше как-то не задумывался об этом. Наверное, они работают только потому, что это доставляет им удовольствие, они хотят быть независимыми и что-то делать в течение дня. Он и не догадывался, что если молодая женщина занята с девяти часов утра до шести вечера, с часовым перерывом на обед, то она лишена большинства удовольствий, украшающих жизнь. Даже пожертвовав обедом, Мидж не могла попасть на выставку картин. Концерты во второй половине дня были тоже для нее недоступны, кроме субботы и воскресенья. В обеденный перерыв она могла перекусить только в переполненной закусочной. Это открытие причинило ему страдание. Он с теплым чувством относился к «малютке Мидж», которая приезжала в Айнсвик застенчивая и робкая, а потом веселилась там все каникулы.

Эдвард всегда относился к ней как к ребенку и только в тот вечер в «Долине» заметил, что она выросла. В тот вечер, когда он пришел расстроенный разговором с Генриеттой, оцепеневший и обескураженный, и, когда в гостиной она разжигала для него огонь, он обнаружил, что Мидж уже не маленькая девочка, а молодая женщина. Он тогда понял, что Генриетта не была той Генриеттой, которую он когда-то любил, а Мидж перестала быть «малюткой Мидж» из Айнсвика. Прошлое разваливалось…

С тех пор он стал себя упрекать, что совершенно не интересуется жизнью Мидж. Мысль, что ее работа ей неприятна, стала его беспокоить. Он принял решение приехать и увидеть воочию, что тут происходит. Модели, выставленные на витрине, ему не понравились. Он ничего в этом не понимал, но платья показались ему вызывающе роскошными и недостойными Мидж. Магазин не вызывал у него никакого уважения. Нужно что-то сделать, и в этом ему может помочь Люси.

Преодолев последние колебания, Эдвард толкнул дверь и вошел в магазин. Он сразу же почувствовал себя страшно неловко. Справа две молодые блондинки рассматривали пальто, которое им показывала продавщица.