— И кто-то был арестован за это? — спросил Кинг.

— Ну, арест-то полиция произвела и дело собиралась направить в суд, однако потом все как-то сошло на нет. Не знаю почему. История эта попала в газеты, но тут Верховный суд высказался против президента, и в августе Никсон подал в отставку. Похоже, о смерти гвардейца попросту забыли.

Кинг склонился к нему:

— У вас есть имена обвиняемого, полицейских, которые произвели арест, прокуроров?

— Нет. Увы, нет. Все это было тридцать лет назад.

— А газеты? Вы сказали, что они писали об этом.

— Да, но не думаю, что в статьях называлось много имен.

— Ладно, — сказал Кинг. — Спасибо за помощь.

Саммерс улыбнулся:

— Сейчас вы мне еще одно спасибо скажете. Одно имя у меня все-таки есть: Дональд Холмгрен.

— Кто это? — спросила Мишель.

— В то время он был государственным защитником. В протестах участвовали все больше люди совсем молодые, и половина из них была под кайфом — хиппи и тому подобные. Если денег на адвокатов у них не находилось, первоначальную защиту брала на себя Служба государственных защитников.

— Спасибо, Пол. Мы ваши должники. — И Мишель обняла его.

Дональд Холмгрен жил в обычном городском доме, в пригороде Роквилла. Квартиру его заполняли книги, журналы и кошки.

— Спасибо, что согласились на встречу по первому же нашему звонку, — сказал Кинг.

— Меня это не затруднило. Я ничем особенно не занят.

— Как я уже говорил по телефону, — продолжал Кинг, — мы расследуем обстоятельства гибели национального гвардейца, произошедшей в мае семьдесят четвертого.

— Ну да. Хорошо помню это дело. Национальных гвардейцев убивают не каждый день, и спасибо за это Господу. Ох и денек тогда был. Я излагал свои соображения по одному делу, слушавшемуся в федеральном суде, и тут началась демонстрация. Слушание прервалось, мы все прилипли к телевизору. На мой взгляд, все это походило на взятие Бастилии.

— Насколько мы знаем, первоначально в преступлении был обвинен некий человек.

— Правильно. Началось все как убийство первой степени, но потом стали всплывать подробности, и мы надеялись развалить дело.

— То есть вы знаете, кто его вел?

— Я, — прозвучал удививший их обоих ответ. — По правде говоря, не думаю, что за него захотел бы взяться кто-либо еще.

— Вы хотите сказать, что улики против обвиняемого были слишком сильны? — спросила Мишель.

— Нет. Улики ни в коей мере не были неопровержимыми. Обвиняемого арестовали только потому, что он выходил из переулка, в котором произошло убийство. Думаю, полиция арестовала первого, кто ей подвернулся.

— Вы не помните имя ответчика?

— Пытался припомнить, да не смог. Простите.

Кинг решил попытать счастья:

— Его не Арнольдом Рамзи звали?

Рот Холмгрена приоткрылся:

— Знаете, поклясться не могу, но, по-моему, вы правы. Как вы это узнали?

— Слишком долго объяснять. Этот самый Арнольд Рамзи восемь лет назад стрелял в Клайда Риттера и убил его.

Теперь Холмгрен и вовсе разинул рот:

— Тот же самый?

— Да.

— Теперь я, пожалуй, жалею, что он вышел на свободу.

— А тогда не жалели?

— Нет, не жалел. Я хоть и считал, что дело это мелкое, однако поработал с имевшимися фактами и обнаружил, что их всего-то ничего. А потом я уже не занимался этим делом.

— Почему?

— Ответчик получил другого адвоката.