– Согласно физике остывает планета, согласно ей уплотняется, – продолжал ровным голосом Корнев. – От закона тяготения идет на ней то, что вы некогда хорошо назвали разделением : самые плотные вещества уходят поглубже, сравнительно легкие образуют кору, а газы и испарения обволакивают шар атмосферой. Правда, все стороны разделения веществ – например, что они не сплошь перемешаны, а в изрядной части образуют довольно однородные залежи  (к которым мы потом прибавим слова «полезных ископаемых») – так просто не объяснишь. А тем более и замену первичной «доменной» атмосферы, какая сейчас на Венере осталась, на кислородно‑азотную. Здесь в дело впутывается органическая жизнь  (природа коей нам, кстати, неизвестна): буйный расцвет растительности – а от него залежи  угля, нефти, иных горючих материалов… животный мир – словом, смотри учебники. Это я, Вэ‑Вэ, как вы догадываетесь, переношу на иные планеты то, что знаем о строении Земли. В Меняющейся Вселенной мы наблюдаем самые поверхностные процессы разделения: первичной грязи – на сушу и водоемы с реками, вымораживание избытка влаги из атмосферы в приполярные и горные ледники. Это тоже стыкуется с наблюдаемым на Земле, а о ней ведь и речь… Еще раз отмечу, что все эти процессы горизонтального, не по вине тяготения, разделения веществ, а тем более образование – как, знаете, зарядов в обкладках конденсатора – с одной стороны, горючих материалов в коре планеты, а с другой, в атмосфере, того, благодаря чему они отменно горят, кислорода… все это жутко нефизично, антиэнтропийно. Нынче фонтан загоревшейся нефти или газа месяцами погасить не можем – а само по себе, невзирая на геологические потрясения, грозы с молниями, лесные и степные пожары, богатство это спокойно хранилось сотни миллионов лет. Потому что шло именно разделение , набирание планетой зрелой выразительности в структуре и облике (как и у всех живых существ бывает). А нарочитое оно или стихийное, живое или не очень – это пока что, пожалуй, и не нам судить.

Но… но! – мы, великие скромники, рассматриваем этот процесс на своей планете как естественный – если и не по теоретической ясности, то, по крайней мере, в смысле «так и должно быть». Так и должно быть, потому что к завершению процесса: когда успокоилась твердь, очистились воды и атмосфера, образовались залежи, богато развилась органическая жизнь – появились разумные существа  Мы, – и нам все это оказалось кстати. Нет, правда, Вэ‑Вэ, и в учебниках, и в монографиях всюду ведь явно или неявно проводится мысль, что вся миллиарднолетняя история Земли суть предисловие к нашей цивилизации, приготовление планеты к более высокой – ноосферной! – ступени развития мира. Мы‑ста… Мы этой материи покажем, как надо! Ну, а если академически, то свою цивилизацию мы рассматриваем как дальнейшее развитие и прогресс, так? «Океан впадает в реку, речка в тазик, таз в меня…» Это у Феликса Кривина есть такая «Басня о Губке». Извините, Вэ‑Вэ, опять малость занесло…

Корнев опустил левую ногу, поднял и обхватил в колене правую.

– А теперь посмотрим на то же глазами жукоглазых, пропускаемых через трансформатор. В режиме «кадр в год». Последние триста лет, когда самый прогресс пошел, проскочат за несколько секунд… но поскольку снимать‑то много мест можно, днем и ночью, со спектральными сдвигами, размыто для общности и четко для любования – набрать материалу возможно. И каково же, по‑вашему, их впечатление?

– Да, вероятно, такое, как и у нас, – пожал плечами Пец, – раз у них исчерпывающие наблюдательные возможности.

– В том и дело, что нет, дорогой Вэ‑Вэ, в том‑то все и дело! Возможности что – важно отношение к наблюдаемому.