— Думаю, ты слегка преувеличиваешь, — тихо отозвался он. — У меня много друзей, на которых я могу положиться.

— У меня тоже, но они не здесь, Сэм, и никогда здесь не будут.

Его пальцы обвели контур ее подбородка, они слегка дрожали, глаза стали печальными и немного потерянными.

— Джемайма, я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, Сэм, но этого недостаточно.

— Должно быть достаточно.

— Увы. Я знаю, что этого мало. Ты забываешь, я много лет проработала адвокатом и имела дело с людьми, которые не могли жить вместе, несмотря на то что любили друг друга. И в конце концов любовь разрушалась. Прости, Сэм, я не могу выйти за тебя и жить в Лондоне. Я перестала бы быть самой собой, и очень скоро ты бы меня разлюбил. А я бы этого не вынесла.

— Я никогда тебя не разлюблю. — Закрыв глаза, он притянул ее к себе, нежно прижал к груди. — Подумай, — добавил он сдавленным голосом. — Подумай и сообщи мне свое решение. Не спеши.

— Мне незачем спешить...

— Ш-ш... Не сейчас. Позволь мне любить тебя. — Его руки проникли под рубашку, нашли ее грудь, губы прижались к губам с отчаянной жаждой.

Сердце у Джемаймы разрывалось. Что бы он ни говорил, это в последний раз, их лебединая песня. Как это вынести? Их близость подарила им блаженство с оттенком горечи, ничто не нарушало тишину, кроме нескольких сдавленных вскриков, и, когда все кончилось, она не поняла, чьи слезы оросили ей щеки — ее собственные или Сэма...

В то же утро Сэм отвез ее домой. Дорогой они почти не говорили. Говорить было не о чем, кроме тех слов, которые ни один из них не хотел бы услышать, поэтому они и молчали. Сэм держал ее за руку, а она еле сдерживала слезы и старалась не думать о том, что теряет его навсегда.

Когда наконец он въехал во двор ее фермы и отказался от чая, она почти обрадовалась. Зачем продлевать прощанье? Он проводил ее до двери, занес сумку в прихожую и взглянул на девушку.

— Ничего не говори, — пробормотал он нетвердым голосом. — Просто подумай о том, что я сказал. Нам не обязательно жить в Лондоне, есть и другие места.

Она упрямо покачала головой.

— Я не могу вернуться в Лондон, Сэм. Мне очень жаль. Ты даже не можешь себе представить, насколько мне жаль, но я не могу. — Она дотронулась до его щеки своей огрубевшей от работы рукой, и это движение словно подчеркнуло разделявшую их пропасть. — Я люблю тебя... — сказала она и заставила себя посмотреть ему в глаза. В них мелькнула боль, но он не отвел взгляда.

— ...но недостаточно, — закончил он.

— Наши миры разделяет пропасть, которую я не в силах преодолеть. Когда-то я совершила великий побег и стала другим человеком. Это не означает, что я не люблю или не считаю тебя замечательным человеком. Все наоборот. — Слезы подступили к ее глазам, заструились по щекам. С глухим стоном Сэм сгреб ее в охапку и прижал к груди.

— Джем, не надо, — прерывисто прошептал он. Отпустил ее, отстранился, зашагал прочь, потом обернулся, подбежал, припал к ее губам в отчаянном поцелуе. Через секунду повернулся на каблуках и снова бегом бросился к машине.

— До свиданья, Сэм, — крикнула она, но ее слова потонули в реве мотора и визге шин. Автомобиль резко развернулся и укатил прочь.

Джемайма осела на землю у дверного косяка, ноги ее не держали, и тупо слушала удаляющийся шум машины. Вскоре он стал почти неразличим, и на смену ему пришел размеренный, ритмичный звук тяжелых шагов по тропинке.