– Это была ее последняя исповедь, – сказал Мейсон.

– Она и на первой‑то не успела побывать, – возразил Ситон. – Она не завершила курс наставлений и осталась невоцерковленной. Эдвин Пул позаботился об этом.

– И все же, Пол, думаю, Николас, в сущности, прав.

– Она предчувствовала скорую смерть? – спросил Мейсон.

– В нашу последнюю встречу она казалась абсолютно спокойной. Она с улыбкой отдала мне сверток с дневником, – чуть поколебавшись, ответил Ласкаль. – Но принятые ею меры предосторожности говорят сами за себя. Она сама выбрала свой путь. Возможно, Пандора понимала, что ее ждет. Она знала, как коварен и силен ее враг.

– Пандора называла вас «монсеньор», – сказал Ситон. – Как и францисканец, который приносил нам еду. Вы иерарх в Ватикане?

– Я священник.

– Священник, который может обращаться прямо к кардиналу?

– У меня был телефон. А кардинал прежде всего – обычный служитель церкви, а уже потом – ее иерарх.

В библиотеке повисло молчание.

– Пандора не голодала, – произнес наконец Ситон. – Она постилась. Вот почему она была такой худой, когда ее нашли в реке. Она наложила на себя епитимью.

Ласкаль вынул четки и поцеловал распятие. Мейсону показалось, что в глазах его блеснули слезы. Но это вполне могли быть и старческие слезы, вызванные утомлением или иными причинами.

– Я найду Питера, – сказал Ситон. – Пандора же смогла его разыскать, раздобыв пропуск в библиотеку. Я же был когда‑то репортером, причем неплохим. Я обязательно его найду и выясню, кем он был, этот мальчик.

Тон его голоса показался Мейсону непривычным. Более уверенным, что ли. И он осторожно сказал:

– Пол, но ведь с тех пор прошло почти семьдесят лет. Этим ты не оживишь мальчика. И ее тоже.

– Мы должны выяснить, почему они выбрали и похитили именно его.

– «Они ловко все рассчитали», – повторил Николас фразу из дневника Пандоры. – Наверное, это был подкидыш из работного дома. Несчастный малыш, до которого никому не было дела…

– Вряд ли она это имела в виду, – медленно покачал головой Ситон. – Скорее всего, тут что‑то другое. Думаю, как только найду Питера, мы сможем отправиться в дом Фишера.

– Святой отец? – вопросительно взглянул на Ласкаля Мейсон.

– Я буду молиться, чтобы Господь не покинул вас, – ответил Ласкаль, не отрывая глаз от Ситона. – Молиться, чтобы оба вы не лишились Его помощи.

И уже на следующий день Ситон был в Британском музее, а Мейсон сошел с поезда в Эшфорде, где они перед поездкой оставили «сааб». Теперь Николас собирался вернуться на нем в Уитстейбл.

– Сколько это займет времени? – спросил он Си‑тона.

– Сколько надо, столько и займет, – огрызнулся тот. Ему не хотелось это обсуждать. Мейсон считал, будто он зря тратит время. Сам Ситон допускал, что дело, возможно, даже хуже. Он опять действовал чисто интуитивно, ощущая где‑то в глубине души знакомый зуд, который уже однажды довел его до беды.

– Я свяжусь с семьями остальных девушек, – бросил Мейсон. – Может быть, даже навещу.

– Предложи им ворованного морфина, – съязвил Ситон, но, не выдержав взгляда Мейсона, торопливо добавил. – Извини. Ну, прости меня, Ник. Не знаю, что на меня нашло. Это займет от силы два дня. Наберись терпения и дождись меня.