Иной раз появлялись на прилавке говяжьи ребра, сливочное масло, рыба, все это долго не залеживалось — раскупалось в полчаса. Цены, конечно, кусались, но большинство москвичей заглядывали в коммерческие магазины раз в месяц, а то и реже.
Дойдя до Дмитровского переулка и повернув за угол, сыщики увидели длинную очередь, начинавшуюся у крыльца заветного магазинчика.
— Вот те раз, — проворчал Старцев.
Егоров вздохнул:
— Видать, завезли чего-то.
— Спрошу, — отвалил от компании Васильков.
— Неугомонный, — посмеялись вслед Иван с Василием.
Васильков вырос в большой и дружной московской семье, проживавшей на берегу Яузы. В школе он учился с удовольствием и с первой попытки поступил в Геологоразведочный институт. Став геологом, успел разок съездить «в поле», на Урал, после чего в июне 1941-го был призван на военную службу.
Сашка строил жизнь по правильным лекалам, потому все легко и получалось: школа, институт, любимая работа. Понадобилось защищать Родину — он готов и к этому. Прошел ускоренные офицерские курсы — и вперед. На фронте поначалу командовал взводом; получив первую боевую награду, попал в разведку. Стал членом ВКП(б), дослужился до ротного и до самой победы возглавлял дивизионных разведчиков. Закончил войну в Германии в звании майора.
Комдив долго не давал хода его рапорту с просьбой о демобилизации — все же такой огромный опыт, образование, боевые ордена. Опять же, партийность и безупречная репутация. Считай, прямая дорога в академию, а там и в полковники. Но Сашка горел желанием вернуться в родную Москву и снова заняться любимой геологией.
Сменив офицерскую форму на старый гражданский костюм, он и в самом деле отправился в Московское государственное геологическое управление. Но не судьба. Все его сотрудники находилось в эвакуации, свободных штатных единиц в наличии не имелось. Пришлось идти на ближайший завод и устраиваться учеником слесаря.
Новая работа оказалась не по душе. Привычный к свободе и риску, Сашка изнывал от однообразия. И кто знает, чем бы все закончилось, если бы в один из вечеров после рабочей смены он не заглянул в пивнушку. В густом табачном дыму, среди пьяного люда, к своему величайшему удивлению, он повстречал Старцева. В тот же вечер узнал о его службе в МУРе. И тогда же услышал предложение попробовать себя в уголовном розыске.
* * *
Вернувшись от хвоста длинной очереди, Васильков объявил:
— Белый хлеб подвезли. Разгружают с машины у заднего входа. Давать будут по буханке в одни руки.
— Постоим? — предложил Егоров. — И папирос прикупим, и белым хлебушком заодно разживемся.
Старцев еще раз поглядел на очередь. На вскидку возле магазина топтались человек сорок — сорок пять. Белого хлебушка, конечно, хотелось. Очень хотелось! Потому что отпускавшийся по карточкам так называемый «ржевский», или «тыловой», хлеб — темный и твердый, с подмешанными отрубями и картофелем — страсть как надоел. Однако, толкаясь в очереди, о служебных делах не поговоришь — кругом посторонние люди. Разве можно?..
— Лучше пройдемся до Пушечной, — сказал Иван Харитонович и, поудобнее перехватив трость, зашагал к Петровке.
На улице Пушечной, в квартале от площади Дзержинского, располагался другой коммерческий магазин. Он был гораздо больше, состоял из нескольких отделов и назывался «Бакалея». В нем-то уж точно получится прикупить табачку.
* * *
— Значит так, братцы-товарищи. Что мы имеем по Барону и по незавершенному уголовному делу? — Старцев медленно вышагивал по Петровке, заметно припадая на больную ногу. О зажатой под мышкой тросточке он позабыл, так как был занят совершено другим. |