|
Смущенно опустив взгляд на свои белые руки, судья добавил: - Я немного играю на рояле. Престарелая девица между тем продолжала: - Он был полоумный. На него накатывали припадки дикой злобы. Бежит, бывало, по лестнице и вопит во всю глотку. - Ну, а его дочь? Хозяйка поджала губы: - Ну, теперь-то она замужем. Говорят, недурную партию сделала. Ее муж судья, не так ли? Да, некоторым везет в жизни, причем далеко не самым... Мегрэ так и не узнал, кому же все-таки везет, потому что она замолчала. Больше ему здесь нечего было разузнавать. Он знал: судья не лгал ему. Валентина Константинеску. Восемнадцатилетняя девушка с развитыми формами, большеглазая. Каждое утро она с нотами в руках отправлялась в Париж. Училась в консерватории по классу рояля. А отец учил ее играть на скрипке. Щуплый судья, холостяк и эпикуреец, поджидал ее на углу, шел за ней на почтительном расстоянии и садился в ту же электричку, что и она. Парижская авеню... Лакей уже вернулся в дом, затворив за собой ворота - те самые, в которые, несколько месяцев спустя после знакомства, в белом подвенечном платье вошла Валентина. Годы счастья. Рождение сына, затем дочери. Иногда летом на несколько дней они наезжали в Эгюийон, жили в старом домишке, доставшемся по наследству. *** - Уверяю вас, комиссар, не такой уж я простак. Я не принадлежу к тем, кому счастье застит глаза. Иногда я поглядывал на нее с беспокойством... Но вы меня поймете, когда увидите ее глаза - они-то не могли измениться. Ясные, невинные... Мелодичный голос... Платья у нее были всегда светлых, прозрачных тонов, голубые, цвета морской волны, и вся она была точно рисунок пастелью. Я запрещал себе думать, почему сын у нас получился такой коренастый, жилистый, волосатый - сущий крестьянин. А дочка была похожа на мать. Позже я узнал, что папаша Константинеску, который без конца шнырял по дому, знал все. Погодите... К тому времени, о котором я вам расскажу, Альберу исполнилось двенадцать, Лиз восемь. К четырем часам я собирался в концерт вместе с другом, автором нескольких исследований по истории музыки. Но он слег с бронхитом. Я вернулся домой. Вы, может быть, увидите наш дом? В воротах есть небольшая калитка - у меня был от нее ключ. Вместо того чтобы пройти через холл, я поднялся по лесенке справа от фасада, которая ведет прямо на второй этаж, где расположены спальни. Собирался пригласить жену пойти со мной в концерт... *** Мегрэ потянул за медный шар, раздался звон массивного колокола, похожего на монастырский. Шаги. Удивленный лакей. - Доложите, пожалуйста, что я хотел бы побеседовать с обитателями этого дома. - Вы к которой из хозяек? - К любой. В ту же минуту он заметил в окне первого этажа двух женщин в пеньюарах кричащей расцветки. Одна курила папиросу с длинным мундштуком, другая - крошечную трубочку, при виде которой Мегрэ не мог удержаться от улыбки. - В чем дело, Жан? Явственный английский акцент. Обеим дамам можно было дать от сорока до пятидесяти. В комнате, обставленной как ателье - у Форлакруа здесь, наверное, была гостиная, - повсюду виднелись мольберты, холсты в духе самого крайнего модернизма, бокалы, бутылки, африканские и китайские безделушки, словом, всевозможный хлам, от которого веяло Монпарнасом. Мегрэ протянул свою визитную карточку. - Входите, господин комиссар. Мы ничем не провинились, не правда ли? Это госпожа Перкинс, моя подруга. |
