Он понимал это ещё в те дни, и, что важнее, он знал, что мы не сможем жить так, как мы живём сейчас, если люди не будут считать, что он расплатился за преступления, которые они ему приписывают. Я скажу ещё раз: он был прав. И то же самое применимо и сейчас. Если Алисса и Грэм хотят иметь шанс на нормальную жизнь как муж и жена, то пострадавшие от её действий люди должны считать, что правосудие восторжествовало. — Графиня приостановилась на миг, прежде чем добавить: — Не говори отцу, что я это сказала.
— Что сказала?
— Что он был прав. С ним будет просто невозможно жить, если он узнает, что я это признала.
Глава 29
Мойра Сэнтир, женщина, прожившая в сердце земли более тысячи лет, сидела в удобном кресле, глядя на человека, который растил её дочь. Формально, она не была оригинальной Мойрой Сэнтир, а лишь искусственной копией, заклинательной двойницей, созданной в момент отчаяния перед тем, как первая Мойра ушла на последний бой с Тёмным Богом, Балинтором.
Однако к этому моменту разница была чисто теоретической. У неё теперь было живое человеческое тело, благодаря её мужу, Гарэсу Гэйлину, и хотя она не обладала живым источником, с которым рождалось большинство людей, ей дали столько эйсара, сколько нормальному человеку хватило бы на сотню жизней.
Человек, взявший силу богов, и поделившийся ею с ней, с задумчивым выражением лица сидел напротив неё за низким столом.
— Что-то ты ничего не говоришь, — сказал он, надеясь разбить её молчание.
Она открыла рот, и снова закрыла. Что она могла сказать? История, которую он только что закончил излагать, была в некоторых отношениях новой, а в других — удручающе знакомой. И в этом была её вина. Единственный смысл её существования заключался в защите жизни ребёнка её создательницы, её ребёнка, и она это провалила. «Почему я не сказала ей больше, и раньше?»
Сказать правду — значило подписать смертный приговор дочери, а скрыть — значило подвергнуть риску бессчётное число жизней.
— Я оказала тебе медвежью услугу, — наконец сказала она. — Я слишком долго ждала, и теперь твоя дочь, моё дитя, заплатит за мою ошибку.
Мордэкай нахмурился:
— Я надеялся, что у тебя будет что-то немного более позитивное.
На неё накатила волна безысходности, и она с трудом подавила порыв рвать на себе волосы. Её фрустрация была настолько велика, что ей захотелось с криками выбежать из комнаты. Бывшая леди камня внезапно увидела видение, в котором она бросается вниз с самой высокой башни замка, хотя это и не помогло бы. Она не могла умереть без разрешения.
— Я не могу предложить ничего хорошего, — сказала она ему. — Я не предупредила тебя как следует, не предупредила её как следует, и теперь семена моей небрежности принесли свои порочные плоды.
— Очень поэтично, но я думал, что ты, быть может, сможешь сказать мне что-то более практичное, например: «дай ей мёду, и уложи спать — утром она будет в порядке», — с сарказмом ответил он.
Она покачала головой:
— Нет, никаких простых решений здесь нет — и никаких сложных тоже. Она невольно переступила черту, и теперь проклятье рода Сэнтир ляжет прямо на её плечи. Наша дочь обречена.
Морт поднял бровь:
— Обречена? — Он уже слышал такое, и эта фраза ему теперь очень, очень не нравилась. — Ты знаешь, сколько раз мне такое говорили? Однако я всё ещё здесь. Я не хочу слышать драматичные фразы — я хочу знать, что происходит с моей девочкой, чтобы мы могли решить, как ей помочь.
— Она становится демоном.
Морт потёр своё лицо:
— Вот, именно об этом я и говорю. Ты можешь попытаться объяснить без всей этой описательной чепухи? Демонов нет, если только ты не считаешь за них богов, которых мы совсем недавно свергли. |