— Англия — это нация, у которой не в обычае такого рода упущения, — сказал, отчеканивая слова, барон Идзуми. — Когда неприятельские суда, находящиеся под ее наблюдением, взрываются у нее в руках, в таких случаях вполне извинительна ошибка: считать этот недостаток бдительности умышленным. Прошу вас, господин комодор, меня извинить.

Моим соседом был д-р Грютли. Он толкнул меня тихонько локтем.

— Ге-ге! — пробормотал он мне с улыбкой, — вот человечек, которого вам было бы выгодно иметь посредником в истории Фашоды. К счастью, впредь такого рода недоразумения немыслимы между двумя нашими нациями. Теперь его черед... Ну-ка, какую преподнесет он нам глупость?

Эта любезность была сказана по адресу красивого полковника Гартфилда. Я имел возможность заметить во время ужина, что Грютли питает к командующему войсками в Трали уважение весьма умеренное.

— У морских войск была своя роль в этой истории, — сказал полковник, — но и у сухопутных войск также.

— Да, верно, полковник, — сказал Реджинальд, — расскажите нам об аресте Кэзмента. Эта отчаянная выходка интересует меня чрезвычайно, вы и представить себе не можете, до какой степени.

— Дело развивалось чрезвычайно быстро. Кэзмент был высажен подводной лодкой в четверг, 20 апреля; час и место высадки — установит дальнейшее расследование. Под дождем он проходил ночь с 20 на 21 где-то по деревням. Утром 21-го его видели в Трали. Он имел беседу с некоторыми лицами, — они будут еще допрошены. Наконец, в тот же самый день, совершенно точно — в двадцать минут второго, недалеко от Ардферда, у старого форта Мак-Кенна, мои люди схватили его. Ему не отвертеться. Прошу графиню Кендалль простить мне это выражение, — она, может быть, несколько интересуется этим человеком.

— Вы знаете его, дорогая? — спросила леди Флора.

— Знаю ли сэра Роджера Кэзмента? — сказала Антиопа равнодушно, даже почти весело. — Конечно. Мне случалось встречаться с ним несколько раз до войны.

— Как это интересно! — воскликнул молодой Реджинальд. — Антиопа, вы никогда мне не говорили о нем. Почему?

— Потому что, Реджинальд, нельзя заранее угадать, на какого человека судьба обрушится — и тем сделает его знаменитым.

— Что это был за человек, этот сэр Роджер? — спросила леди Флора.

— Самый обыкновенный, — сказала графиня Кендалль. — Кстати, полковник Гартфилд, теперь я должна просить вас меня простить: пожалуй, и правительство его величества виновато в той ненависти, какую сэр Роджер к нему питал. Кажется, он был чиновником и, по-видимому, не всегда мог похвалиться добрым отношением к нему английской администрации.

— Совершенная правда, — сказал майор Стентон. — Кэзмент служил в нашем консульском корпусе, и не думаю, чтобы воздавали должное его заслугам.

— Ну, конечно, он ведь ирландец, — сказала с милой настойчивостью графиня Кендалль.

— Жестокая, — галантно вскрикнул полковник Гартфилд, — жестокая и столь же несправедливая! Вы также ирландка. Но это никогда не помешает мне заявить, потому что это — правда, — что леди Антиопа — самая красивая женщина во всем графстве.

Д-р Грютли пожал плечами.

«Жалкий идиот», — пробормотал он.

Леди Флора расхохоталась.

— Очень любезно по отношению ко мне, — сказала она. — Но я не ревнива, не правда ли, господин профессор Жерар? Браво, полковник Гартфилд! Антиопа, что же вы не поблагодарите его, чего еще ждете?

— Ах, дорогой друг, она сердится на меня, — сказал полковник.