Изменить размер шрифта - +
Тем не менее после наступления комендантского часа его подвалы заливал свет контрреволюционных свечей.

— Чего, собственно, ей от нас надо? — спросил Умберто Галлацелли.

— Она говорит, что хочет выманить сюда парламентариев и дать им решающее сражение, — сказал господин Иерихон.

— Милосердный боже! — сказал Луи Галлацелли. — Откуда вы знаете?

— Говорил с солдатами, — неубедительно объяснил господин Иерихон.

— Я думаю, она собирается нами прикрыться, — сказал Раджандра Дас. — Она думает, что мы выгнали ее из города, и вернулась, чтобы расплатиться. Сучка.

— Значит, месть? — предположил Умберто Галлацелли.

— Думаю, здесь находится что‑то очень нужное ей, — сказал Удивительная Язва сиплым шепотом. Он сжег голосовые связки в тот день на площади Корпорации, побежденный собственной мощью. Никогда больше не блистать ему сарказмом. — Когда она захватила нас в Хрисии, мне показалось, что мы нужны ей живыми по какой‑то причине, связанной с этим местом.

Господин Иерихон ударил сжатым кулаком по ладони с видом глубоко задумавшегося человека. Он консультировался с Высокими Пращурами, обыскивая их сохраненные персоны на предмет древних озарений.

— Благословенная Госпожа! Я понял! Милостивое дитя, машина времени! Вторая модель времянамотчика Алимантандо. Святый боже, абсолютное оружие!

Хруст земли под сапогами снаружи. Шикая друг на друга, нарушители комендантского часа потушили свечи и устремились сквозь паутину тоннелей и пещер по своим постелям.

На двадцатый день оккупации Арни Тенебра приступила к приготовлениям к битве. Автобусы с громкоговорителями, освобожденные из‑под власти Компании, разнесли весть, что все горожане, достигшие возраста трех лет, призываются в трудовые отряды, и объявили время и точки сбора. Под дулами полеизлучателей 14 и 22 инженерных батальонов люди принялись сооружать насыпи на утесах, закладывать концентрические минные поля вокруг всей Дороги Отчаяния по внутренней границе Кристальных Земель и строить лабиринт траншей, бункеров, блиндажей и стрелковых ячеек, из которых защитники могли накрыть огненной волной перепутанные улочки города. Солнце достигло полуденной точки, однако трудовые отряды продолжали работать, ибо освобождение коснулось и тирании сиесты. Случались обмороки и солнечные удары, проявления лености и отказы от работы. Толстый, обильно потеющий владелец отеля по имени Маршалл Кри бросил наземь лопату и наотрез отказался трудиться. Двое стражников из инженерного батальона увели его прочь. Через полчаса его отрубленные руки были вынесены на всеобщее обозрение на заостренных ветках. Если он не желал использовать свои руки на благо Армии Освобождения, то ему не положено пользоваться ими вообще. В 13 часов 13 минут, когда даже зимой солнце опрокидывается над Дорогой Отчаяния тиглем расплавленного жара, двое солдат из инженерного батальона явились за Женевьевой Тенебра.

— О нет, нет, нет, нет, пожалуйста, только не меня, — вопила она, пинаясь и молотя руками так яростно, что казалось, ее древние картонные кости вот–вот рассыпятся. Солдаты, однако, отвели ее не в ампутационный блок, но в ее собственный дом, где ее ждала дочь.

— Привет, мама, — сказала Арни Тенебра. — Как ты? Хорошо. Заглянула, чтобы поздороваться. — Женевьева всегда несколько побаивалась свою ворованную дочь. Когда ей доводилось слышать имя дочери по радио в связи с очередным злодейством, она говорила себе, что Арни — Манделла, да, и вовсе не ее плоть и кровь — потому что боялась. Теперь один вид закованной в броню и раскрашенной под демона дочери привел ее в ужас.

— Я на самом деле хотела повидаться с матерью и отцом, но они мертвы, как и мой брат и мой племянник. И никто и не подумал мне сообщить.

— Чего ты хочешь? — спросила Женевьева Тенебра.

Быстрый переход