Как‑то летним утром на границе города появился старик. Левый глаз, левая нога и левая рука у него были механическими. Он одолжил заступ у Сталиных, чья вендетта в отсутствие заслуживающего внимания противника выродилась в заурядную супружескую вражду, и выкопал большую яму в земле рядом с железной дорогой. Весь день и всю ночь он ходил и ходил и ходил кругами по дну этой ямы под разнообразные комментарии изумленных жителей Дороги Отчаяния, и продолжал ходить на следующее утро, когда Таасмин Манделла пришла поглазеть на диковинного чужака. Увидев ее, старик остановился, пристально и жестко посмотрел на нее и спросил:

— Что ж, ты ли — Она?

— А кто спрашивает?

— Вдохновение Кадиллак, прежде Эван П. Дамблтон из Хиронделля; бедное чадо Непорочного Изобретения.

Таасмин Манделла не совсем поняла, кого касалось последнее замечание — его или ее.

— Ты серьезно?

— Смертельно серьезно. Я читал о тебе в журналах, юная женщина, и должен наверное узнать, ты ли — Она?

— Что ж, возможно.

— Не подашь ли мне руку?

Таасмин протянула левую руку. Она сжала металлическую ладонь Вдохновения Кадиллака, и голубой огонь вспыхнул на его металлических членах, а из искусственного глаза посыпались искры.

— Ты — это Она, ошибки нет, — объявил он.

Двумя днями позже к Дороге Отчаяния подошел поезд. Локомотивов, подобных этому, никто никогда не видел. Это была лязгающая, дребезжащая, шипящая старая тряхомудия, котлы которой грозили взорваться при каждом движении тяговых дышел. Она тянула пять ветхих вагонов в сопровождении целой эскадрильи молельных летучих змеев и дирижаблей, увешанных сверху донизу религиозными флагами, лозунгами, эмблемами и прочим священным барахлом всех видов и размеров. Вагоны ломились от пассажиров. Они хлынули из дверей и окон как будто под давлением невидимого поршня, под руководством Вдохновения Кадиллака разобрали вагоны и локомотив на части и воздвигли из этих фрагментов целый бидонвиль — палатки, развалюхи и берлоги. Несмотря на развитую ими бешеную активность, наблюдатели не упустили из виду тот факт, что всех прибывших объединяла общая черта — у каждого была хотя бы одна механическая часть тела.

Вскоре прибыла официальная делегация, возглавляемая Домиником Фронтерой и тремя новоназначенными констеблями, которых он запросил в Меридиане на случай повторного набега Армии Родной Земли.

— Что за чертовщину вы тут устроили?

— Мы прибыли, чтобы служить пророчице Благословенной Госпожи, — сказал Вдохновение Кадиллак, а кибоги–строители, как по команде, преклонили колена.

— Мы Бедные чада Непорочного Изобретения, — продолжал Вдохновение Кадиллак, — ранее известные как дамблтонианцы. Мы следуем примеру святой Катерины, примеру умерщвления плоти путем замены грешных биологических частей чистыми, духовными и механическими. Мы верим в духовность механического, в тотальное пресуществление плоти в металл, а также в равные права для машин. Увы, наша приверженность этому последнему принципу привела к изгнанию из Экуменического Анклава Христадельфии: поджоги фабрик были неумышленными, мы познали прискорбное непонимание и тяжкие обиды. Однако из разных источников — духовных и мирских — мы узнали о молодой женщине, которую Госпожа благословила даром пророчества, и мы прибыли, повинуясь ангельскому видению, чтобы служить ей и через нее достигнуть совершенного умерщвления плоти. — Когда Вдохновение Кадиллак завершил свою речь, появилась Таасмин Манделла, чья медитация была прервана растущим шумом.