Не обладающий особым дарованием к праздной болтовне Эд Галлацелли опустил журнал и слегка улыбнулся. Той же ночью он уехал на скором до Меридиана, не сказав братьям, когда вернется. До двадцатого дня рождения Персис Оборванки оставалось семь дней. Эти семь дней пролетели в одно мгновение. Луи заседал по шестнадцать часов в день в местечковом суде Доминика Фронтеры: паломники принесли с собой мелкие преступления и мелких преступников, и хотя мэр и изнуренный поверенный разбирали по пятьдесят дел каждый день, городская каталажка всегда была полна. Трое добродушных констеблей Доминика Фронтеры, выписанных из Меридиана, едва сдерживали поток преступности.

Умберто сделал небольшой шажок в карьере, перейдя от фермерства к торговле недвижимостью. Сдача полей в аренду оказалась столь выгодной, что он вошел в долю с Раэлом Манделлой, превращая голые песок и камень в сельхозугодья и предоставляя их в пользование по расценкам чуть менее совершенно разорительных. Даже Персис Оборванка оказалась так завалена работой, что ей пришлось нанять дополнительных работников и рассмотреть возможность аренды дома через дорогу для расширения бизнеса.

— Дела рванули в гору, — объявила она завсегдатаям, кивнув в сторону благочестивых скуповатых пилигримов, сидевших по углам со стаканами стимуляторов из гуаявы в руках и чистыми мыслями о Госпоже Таасмин в головах. — Дела рванули в гору.

Севриано и Батисто завели манеру сбегать в одно и то же время каждую ночь, и ей пришлось искать их, вздыхая и удивляясь, как это они успели вырасти такие большие за каких‑то девять лет. Они унаследовали дьявольскую красоту и порочное обаяние своих отцов. Не было ни единой девушки в Дороге Отчаяния, которая не хотела бы переспать с Севриано и Батисто, и желательно с обоими одновременно. Помня об этом, она вызывала их в бар, кудахтала над ними и приглаживала их кудрявые черные волосы, которые приходили в исходное состояние через секунду после того, как братья выходили за дверь, а когда никто не смотрел, засовывала им в карманы упаковки презервативов.

Девять лет. Даже время теперь стало другим. А вот ностальгия определенно не менялась. Персис Оборванка испытала потрясение, осознав, что до ее двадцатого дня рождения осталось всего пять дней. Двадцать. Середина пути. После двадцати уже нечего ждать. Удивительно, как время летит. Ах, летит. Она не думала о полетах — сколько? — она не могла припомнить. Жало вышло, но рана осталась. Она не пилот. Она хозяйка отеля. Хорошая хозяйка. Профессия не менее почетная, чем пилот. Так она себе говорила. Когда говорят о паломничестве в Дорогу Отчаяния, имеют в виду Б. А. Р./Отель. Ей следовало бы гордиться этим, говорила она себе, но в глубине души знала, что отдала бы все это за возможность летать.

Внезапно она обнаружила, что у нее клиент.

— Извини. Улетела куда‑то.

— Все в порядке, — сказал Раэл Манделла. — Еще два пива. Что‑нибудь слышно об этом твоем беглом муже? Умберто говорит, его уже три дня нет.

— Он вернется. — Эд был в их выводке паршивым клоном. В то время как его братья гнались за успехом, занимаясь юриспруденцией и торговлей недвижимостью, Эд был совершенно удовлетворен своим делом — ремонтом всяких мелочей — и не просил денег за эту привилегию. Дорогой Эд. Где же он?

В двадцатый день рождения Персис, на рассвете, Умберто и Луи соорудили для жены праздничный завтрак с печеньем, вином и украшениями. Эда по–прежнему не было.

— Никчемный бродяга, — сказал Умберто.

— Каким мужем надо быть, чтобы пропустит день рождения жены? — сказал Луи. Они преподнесли Персис подарки.

— Я дарю тебе землю, — сказал Умберто, фермер с въевшейся в кожу почвой, и вручил жене кольцо с бриллиантами ручной работы гномов–ювелиров из Яззу.