Ее время придет вместе со всемирными выборами, через два года. В эти годы она была молотом, ее манифест — наковальней, и ковала она Новую Партию. Настойчивая нужда в реформах вымела старые кадры. Собралась новая Коллегия выборщиков и многие старые реакционеры («профессиональные политиканы», как уничижительно называла их Мария Квинсана), обнаружили отсутствие своих имен в региональных бюллетенях. И все же Мария Квинсана ступала с оглядкой. Ее лицемерный замысел — в борьбе с профессионалами от политики привнести в политику еще более высокий профессионализм — никогда не должен быть раскрыт. До этого дня дожило слишком много светил, способных уничтожить ее.

Она макала кусочки хлеба в чаудер и наблюдала за рыбаками, занимавшимися сетями и парусами на пристанях с той стороны Бульвара Океан. Годы и десятилетия. На этих выборах ее вполне удовлетворит пост советника. Тремя годами позже настанет момент, когда она блеснет в роли лидера партии. Чайки кружились и переругивались над открытыми люками рыболовных судов. Годы и десятилетия. Политика подобна морю. Манифест был сетью, население добычей, а она — рыбаком.

Раано Туриннен тяжело уселся за стол напротив нее.

— Как обед, госпожа К.?

— Как всегда, превосходно, Раани.

— Великолепно. Если хотите послушать, вы будете через пять минут по радио.

— Не выношу предвыборных передач. У меня голос, как у ламы. Только аппетит людям портить. Завтра идешь голосовать?

— Конечно. За вас, госпожа К.

— Ни слова, Раани. Тайна голосования — конституционное право человека.

— А я не стыжусь своего выбора. А как же — любой, кто со мной не согласен, может убираться из моего ресторана.

— Раани, а как же демократические права? Человек имеет право на собственное мнение.

— Не в моем ресторане. Вот сегодня приперлись два оборванца со значками Армии Родной Земли и давай тут развешивать свои листовки. Мне ничего такого в моем ресторане не надо, ну я их и вышвырнул. Они еще вздумали трепыхаться, пришлось настучать им по балде. С ними девка была, попыталась выцарапать мне глаза, представляете? Насчет это Армии Родной Земли — не знаю, госпожа К., мнения — это одно, а взрывы и убийства — совсем другое, разве нет? Вы же сделаете что‑нибудь с ними, а, госпожа К.? Чего там, я побаиваюсь, что они вернуться и сожгут заведение: я слышал, такое уже бывало. Разберетесь с ними, госпожа К.? Вы должны остановить их, они же все психи — а эта музыка, которую они играет, она вредна для детей. Они с нее дичают. Хорошо бы их не было. Когда вас выберут, вы должны остановить их.

— Остановлю, — сказала Мария Квинсана. — Обещаю тебе. — Затем по радио объявили партийную политическую передачу, посвященную Новой Партии Марии Квинсаны, и слушая музыку, она думала, какие из ее предвыборных обещаний она бы выполнила с той же охотой, как обещание уничтожить Армию Родной Земли.

38

Теперь, когда деревья выросли и стали давать густую тень, Дедушка Харан проводил в саду все больше и больше времени. Он полюбил проводить время за созерцанием преходящести всех вещей. Он думал о своем детстве, проведенном в Томпсонс Фоллз, он думал о первой жене, Евгении, он думал о детстве своего сына и о детстве его сына. Он думал о приемной дочери, превратившейся в дикое животное, он думал о своей внучке, против воли превратившейся в божество, и внуке, Величайшем Игроке в Снукер в Известной Части Вселенной. Он размышлял, доведется ли еще его увидеть. Он предавался всем тем мыслям, которые обычно посещают людей в сорок пять лет. Когда он был занят размышлениями, то предпочитал, чтобы ему приносили еду, чтоб есть в безмятежной атмосфере сада, где ничто не прерывало потока воспоминаний, а пару раз Бабушка приходила отвести его в дом на закате.

— Ты должен начать пускать туда людей, — сказал Раэл Манделла, много думавший о набитых карманах паломников, кружащих вокруг его дочери.