Что касается приготовлений к свадьбе, то они займут немного времени. Все будет очень просто, без всяких празднеств, которые в другое время, конечно, устроили бы с большим удовольствием. Теперь же будет только обряд венчания и больше ничего.

Торопиться, торопиться! Не время было действовать согласно поговорке: «поспешишь – людей насмешишь».

Но несмотря на все принятые меры, тайна наша, оказывается, выплыла наружу. Конечно, соседи, – ох, эти провинциальные соседи! – весьма интересовались происходившим в обоих домах. Разумеется, и мы, и господа де Лоране иногда посещали друг друга в необычное время, чем и возбудили любопытство окружающих. Калькрейт также не упускал нас из виду, без сомнения приказав своим агентам зорко следить за нами. Может быть, нам не так-то легко будет привести в исполнение наш план.

Но хуже всего было то, что слух о свадьбе дошел до лейтенанта фон Граверта. Ирма сама случайно слышала, как товарищи лейтенанта разговаривали об этом.

Оказывается, лейтенант, узнав новость, в сильном припадке гнева заявил товарищам о своем намерении употребить все средства, чтобы помешать браку.

Я надеялся, что Жан ничего не узнает, но, к несчастью, слова эти были ему переданы. Он, говоря со мной об этом, едва сдерживал негодование, и мне стоило большого труда успокоить его. Жан хотел идти к лейтенанту Францу лично требовать объяснений, хотя сомнительно было, чтобы офицер согласился иметь дело с простым буржуа.

Наконец мне удалось успокоить его, дав понять, что такой поступок может все испортить.

Жан согласился со мной, обещав больше не обращать внимания на слова лейтенанта, каковы бы они ни были, и занялся исключительно приготовлениями к свадьбе.

День 25 июня прошел спокойно. Оставалось всего четыре дня. Я считал часы и минуты, оставшиеся до свадьбы. Только бы повенчать их скорее, а там уж можно приняться и за окончательное решение другого важного вопроса – о нашем выезде из Бельцингена.

Но над нами между тем собиралась гроза, и гром ударил вечером того же дня, то есть 25-го числа. В 9 часов вечера пришло страшное известие…

Глава десятая

Пруссия объявила Франции войну. Это был первый резкий удар, за которым должны были следовать другие, еще более резкие. Но не будем забегать вперед и подчинимся воле Провидения, как говорит наш кюре с высоты своей кафедры.

Итак, война с Францией объявлена, а я, француз, нахожусь в неприятельской стране! Пруссаки могли и не знать, что я солдат, но мне было лично очень тяжело. Долг предписывал мне явно или тайно покинуть Бельцинген и как можно скорее занять свое место в рядах полка. Теперь уже не могло быть и речи об отпуске, до окончания которого оставалось шесть недель. Королевский Пикардийский полк стоял в Шарлевиле, всего в нескольких лье от французской границы. Он, конечно, примет участие в первых боях. Надо быть там.

Но что будет с сестрой, господином де Лоране и Мартой? Ведь их национальность может вызвать очень серьезные осложнения. Немцы грубы от природы, и, когда разгораются их страсти, не понимают деликатности. Я содрогаюсь от ужаса при одной мысли о том, что Ирма, Марта и ее дедушка отправятся в путь через Верхнюю и Нижнюю Саксонию в то время, как там продвигаются прусские войска.

Им оставалось одно: уехать вместе со мной, воспользовавшись моим возвращением во Францию, причем надо было отправляться сейчас же и самым кратчайшим путем. На мою преданность, разумеется, они могли вполне положиться. Если даже Жан с матерью присоединятся к нам, то, мне кажется, мы все-таки будем в состоянии пробраться.

Но согласятся ли на это Келлеры? Мне казалось это так просто: разве госпожа Келлер не француженка? И Жан ведь тоже наполовину француз и мог ожидать только хорошего приема по ту сторону Рейна, в особенности когда его там узнают. Итак, по-моему, колебаться было нечего.