— Падмири, — прошептал Сен-Жермен, словно бы заклиная ее именем то, что происходило и в них, и вокруг.

     Их поцелуй длился и длился. Прошла вечность, другая, потом из глаз женщины хлынули слезы — крупные, беспричинные, вымывающие холодные льдинки, затаившиеся в глубинах ее существа. Ей делалось все теплей, а она все рыдала, не в силах остановить облегчающий сердце поток. Сен-Жермен терпеливо ждал, и Падмири была ему благодарна: ей хотелось отплакаться на долгое время вперед.

     — Ты хорошо плачешь, — сказал он, когда его довольно невежливо оттолкнули. — Мне остается только завидовать: у меня не бывает слез. Можешь и дальше, если захочешь, делать это при мне.

     Она улыбнулась, утирая глаза.

     — Нет, с этим покончено. Не знаю, что со мной было. — Голос ее звучал приглушенно. Внезапно ей захотелось остаться одной. Пойти к себе, привести в порядок лицо, постоять возле Ганеши. Его слоновья лопоухая голова всегда вселяла в нее спокойствие. Ганеша — бог благосклонный и мудрый. Он непременно даст ей добрый совет.

     Сен-Жермен, словно бы заглянув в ее мысли, кивнул.

     — Я буду в лаборатории. Если решишь, что я тебе нужен, дай знать о том Руджиеро.

     — Руджиеро? Где же я его разыщу?

     Он посмотрел на нее как на глупенькую девчонку.

     — В твоей людской вечерами толкутся рабы. С ними порой засиживается и Руджиеро. Если ты велишь принести тебе из библиотеки что-нибудь редкое, мой слуга все поймет. Если распоряжения не последует, все пойму я.

     — Рахур, придворный брамин, увидел бы в этой хитрости еще одно проявление Майи.

     — Рахур верит и в колесо. И в то же время заявляет, что притязания мусульман оскорбляют богов. Если всем в человеческой жизни ведает колесо, что в том оскорбительного? — Сен-Жермен усмехнулся. — Падмири, Падмири, не играй с собой в прятки. Рахур тут ни при чем.

     Падмири вздохнула.

     — Как у тебя все просто. Нет-нет, не спорь со мной. — Она отступила к дверям. — Если ты сейчас что-нибудь скажешь…

     Он показал жестом, что будет молчать.

     — Мне надо побыть одной.

     Молчание.

     — Я должна все обдумать. — Она поднесла руку к задвижке, уже почти гневаясь, что ее не пытаются удержать.

     Сен-Жермен молчал, но взгляд его был почти осязаем.

     Задвижка щелкнула, Падмири ушла.

     Кто-то во мраке комнаты возник перед ней, и она чуть не вскрикнула от испуга. Бхатин? Что он делает здесь? Наглец, уж не вздумал ли он следить за своей госпожой?

     Евнух с достоинством поклонился.

     — Музыканты вернулись в дом, но вас с ними не было, госпожа. Я пошел проверить, все ли в порядке. У этого инородца плохая карма. Скорпионы свидетельствуют о том. — Он выпрямился, гладкое моложавое лицо его было бесстрастным.

     — Вот-вот, скорпионы. — Падмири брезгливо поморщилась.

     Никто не мог объяснить ей, откуда они взялись. Она сильно подозревала, что хорошая порка помогла бы сыскать все ответы, но не была уверена, что у нее достанет решимости отдать подобный приказ.

     — Госпожа, его следует отослать, — рискнул заявить Бхатин, принимая развязную позу.