— Чи-Ю, — шепот, до нее долетевший, казалось, был порождением ночной тишины. — Эти мгновения… они драгоценны… они как награда… вселенная дарит их нам.
Прошло какое-то время, прежде чем она смогла постичь смысл сказанного. Чи-Ю медленно высвободилась из объятий, потом повернулась и встретилась с испытующим взором его магнетических глаз.
— Вы говорите так, будто нам никогда больше не представится случая пережить все это еще раз. — Ей хотелось лишь намекнуть этому странному человеку, насколько их встречи дороги для нее, однако к словам ее примешалась невольная горечь.
Он неопределенно пожал плечами, потом спросил с некоторым усилием:
— А что думаете по этому поводу вы?
Она отвернулась.
— Не знаю.
Он прикоснулся к ее плечу и тут же убрал руку.
— Чи-Ю, обойдемся без мелочной лжи. Она недостойна нас. До решающей схватки остались считаные часы, а вы знаете о войне достаточно много, чтобы не понимать, сколь скромны наши перспективы.
— Именно потому я и буду сражаться внизу, — пробормотала она, глубоко вздыхая. Дверь в волшебный мир закрывалась, и гораздо скорее, чем ей бы хотелось. — Здесь дожидаться нельзя. Слишком много монголов, а нас слишком мало. Крепость в одночасье сожгут. В поле же мы продержимся, долго ли — я не знаю, однако противник тоже получит свое. — Руки ее пришли в движение, туго запахивая полы халата.
— Вы ведь послали кого-то к Тану Манг-Фа?
— Да.
— Полагаете, он окажет вам помощь?
Взор Чи-Ю потускнел.
— Нет.
— Так почему бы вам не воспользоваться тем, что у вас под рукой? Вот моя кровь, она даст вам защиту. Может, непрочную, и все-таки это шанс.
Лунный серп за окном вошел в облака, комната погрузилась во тьму. Иноземец словно бы растворился в ней, о том, что он все еще здесь, говорило лишь слабое свечение его глаз. Как мало, в сущности, она о нем знает! Ответ слетел с ее уст сам собой.
— Я приму ваш дар, но… после битвы, в том случае, если останусь жива. — Чужак открыл было рот и тут же закрыл его, остановленный повелительным жестом. — Это — моя земля, и я за нее в ответе. Если ее захватят, я паду вместе с ней. — Чи-Ю поморщилась — ей претила высокопарность собственных слов — и просительным тоном добавила: — Ши Же-Мэн, не сердитесь. У меня нет права заботиться о себе. Это было бы… — Она нахмурилась, подыскивая слова. — Это было бы откровенно бесчестным.
Сен-Жермен мог бы напомнить упрямице, сколь многие знаменитые полководцы не стеснялись заботиться о себе и в менее безвыходных положениях, но неожиданный спазм сдавил его горло и не дал ему говорить.
Чи-Ю тоже притихла, потом сказала:
— Мой отец следовал заветам Фу-Цзы, а я — плоть от его плоти. Отступив перед лицом беды, я в запредельных мирах не смогу воссоединиться с духами своих предков, а мое имя навеки вычеркнут из истории рода.
Он только вздохнул.
— О запредельных мирах я мало что знаю. Что же касается вашего имени, то задумайтесь, кто будет решать, вписать его или нет в поминальные книги. |