- Открой монсеньору маркизу де Бопертюи.
- Ах! - раздалось наверху. - Десять тысяч извинений, монсеньор. Кто ж
мог подумать... час такой поздний... Открою сию минуту, и весь дом будет в
распоряжении монсеньора.
Звякнула цепь, проскрипел засов, и дверь распахнулась настежь. На
пороге, дрожа от холода и страха, появился хозяин "Серебряной фляги",
полуодетый, со свечой в руке.
Давид вслед за маркизом вышел из кареты. "Помогите даме", - приказали
ему. Поэт повиновался. Помогая незнакомке сойти на землю, он почувствовал,
как дрожит ее маленькая ручка. "Идите в дом", - послышался новый приказ.
Они вошли в длинный обеденный зал таверны. Во всю длину его тянулся
большой дубовый стол. Мужчина уселся на стул на ближнем конце стола. Дама
словно в изнеможении опустилась на другой, у стены. Давид стоял и
раздумывал, как бы ему распроститься и продолжать свой путь.
- Монсеньор, - проговорил хозяин таверны, кланяясь до земли, - е-если
бы я з- знал, что б-бу-уду удостоен т-такой чести, все б-было бы готово к
вашему приезду. О-осмелюсь п-предложить вина и х-холодную дичь, а если
п-пожелаете...
- Свечей! - сказал маркиз, характерным жестом растопырив пальцы пухлой
холеной руки.
- С-сию минуту, монсеньор. - Хозяин таверны принес с полдюжины свечей,
зажег их и поставил на стол.
- Не соблаговолит ли мсье отпробовать бургундского, у меня есть
бочонок...
- Свечей! - сказал мсье, растопыривая пальцы.
- Слушаюсь... бегу... лечу, монсеньор.
Еще дюжина зажженных свечей заблестела в зале. Туловище маркиза глыбой
вздымалось над стулом. Он был с ног до головы одет в черное, если не считать
белоснежных манжет и жабо. Даже эфес и ножны его шпаги были черные. Вид у
него был высокомерный. Кончики вздернутых усов почти касались его глаз,
смотревших с презрительной усмешкой.
Дама сидела неподвижно, и теперь Давид видел, что она молода и красива
трогательной, чарующей красотой.
Громовый голос заставил его отвести взгляд от ее прелестного и
грустного лица.
- Твое имя и занятие?
- Давид Миньо. Я - поэт.
Усы маркиза потянулись к глазам.
- Чем же ты живешь?
- Я еще и пастух; я пас у отца овец, - ответил Давид, высоко подняв
голову, но щеки у него покрылись румянцем.
- Так слушай ты, пастух и поэт, какое счастье выпало тебе на долю. Эта
дама - моя племянница, мадемуазель Люси де Варенн. Она принадлежит к
знатному роду, и в ее личном распоряжении находятся десять тысяч франков
годового дохода. О ее красоте суди сам. Если всех этих ее достоинств вместе
взятых достаточно, чтобы пленить твое пастушье сердце, скажи слово, и она
станет твоей женой. Не перебивай меня. Сегодня вечером я отвез ее в замок
виконта де Вильмор, которому была обещана ее рука. |