Не перебивай меня. Сегодня вечером я отвез ее в замок
виконта де Вильмор, которому была обещана ее рука. Гости были в сборе;
священник ждал, готовый обвенчать ее с человеком, равным ей по положению и
состоянию. И вдруг у самого алтаря эта девица, на вид столь скромная и
послушная, накинулась на меня, как пантера, обвинила меня в жестокости и
злодействах и в присутствии изумленного священника нарушила слово, которое я
дал за нее. Я тут же поклялся десятью тысячами дьяволов, что она выйдет
замуж за первого, кто попадется на пути - будь то принц, угольщик или вор.
Ты, пастух, оказался первым. Мадемуазель должна обвенчаться сегодня ночью.
Не с тобой, так с другим. Даю тебе десять минут на размышление. Не трать
лишних слов и не досаждай мне вопросами. Десять минут, пастух, и они уже
бегут.
Маркиз громка забарабанил по столу белыми пальцами. Лицо его
превратилось в маску сосредоточенного ожидания. Своим видом он напоминал
огромный дом, в котором наглухо закрыты все окна и двери. Давид хотел было
что-то сказать, но при взгляде на вельможу слова застряли у него в горле. Он
подошел к даме и отвесил ей поклон.
- Мадемуазель, - сказал он и удивился, как легко текут его слова: ведь
казалось бы, такое изящество и красота должны были смутить его. - Вы
слышали: я назвал себя пастухом. Но в мечтах я иногда видел себя поэтом.
Если быть поэтом - значит любить красоту и поклоняться ей, то мечты мои
обретают крылья. Чем я могу служить вам, мадемуазель?
Девушка подняла на него горящие, скорбные глаза. Его открытое и
вдохновенное лицо, ставшее строгим в эту решающую минуту, его сильная и
стройная фигура и несомненное сочувствие во взгляде голубых глаз, а
возможно, и долго томившая ее тоска по ласковому, участливому слову так
взволновали ее, что у нее брызнули слезы.
- Сударь, - тихо проговорила она, - вы кажетесь мне искренним и добрым.
Это - мой дядя, брат моего отца и мой единственный родственник. Он любил мою
мать и ненавидит меня, потому что я на нее похожа. Он превратил мою жизнь в
сплошную пытку. Я страшусь одного его взгляда и никогда раньше не решалась
ослушаться его. Но сегодня вечером он хотел выдать меня за человека втрое
старше меня. Не осуждайте меня, сударь, за те неприятности, которые я
навлекла на вас. Вы, конечно, откажетесь совершить безумный поступок, к
которому он вас склоняет. Во всяком случае позвольте поблагодарить вас за
ваши великодушные слова. Со мной давно никто так не говорил.
В глазах поэта появилось нечто большее, чем великодушие. Видно, он был
истинным поэтом, потому что Ивонна оказалась забыта: нежная красота пленила
его своей свежестью и изяществом. Тонкий аромат, исходивший от нее, будил в
нем еще неиспытанные чувства. Он нежно посмотрел на нее, и она вся расцвела
под его ласковым взглядом.
- За десять минут, - сказал Давид, - я могу добиться того, чего с
радостью добивался бы многие годы. |