– Ой, невеста плачет!!! - вдруг завопил кто-то.

Аккомпанемент тут же оборвался, Митро опустил гитару, Иринка повернулась. За столом, повалившись грудью на столешницу и обхватив голову руками, действительно ревела Катька. Её тут же обступили:

– Девочка, что ты? Да не плачь, глупая, бог с тобой!

– Да что такое? Песни, что ли, этой не слыхала никогда?

– Ну вот, ромалэ, молодую до слёз довели!

Расстроенная Иринка тихонько встала, чтобы незаметно вернуться на место рядом со свекровью, но дорогу ей перегородил муж.

– Ты что это? - рявкнул он. - Корова! Людям свадьбу своим воем портишь!

Совсем рехнулась, бестолочь!

Федька замахнулся. Иринка, тихо вскрикнув, отшатнулась, загородилась рукой. Цыгане удивлённо начали переглядываться: выяснять отношения на людях было не принято. Фетинья Андреевна, нахмурившись, поднялась было, но возле дочери уже стоял Митро, и, взглянув в его лицо с побелевшими скулами, Федька опустил руку.

– Ты что же делаешь, поганец?- тихо спросил Митро.- Ты забыл, в чьём ты доме? Забыл, на чью дочь руку поднимаешь? Щенок пьяный! Пошёл вон отсюда!

С перепуганного Федьки разом слетел весь хмель. Пробормотав что-то невнятное, он быстро прошёл мимо Митро в сени. Притихшие цыгане поглядывали на Картошиху, но та сидела с поджатыми в оборочку губами, и было ясно: она не вмешается. Митро швырнул в угол дивана гитару и быстро вышел из залы. Иринка тоже исчезла. Место Илоны было пустым уже давно. Настя обменялась с Варькой взволнованными взглядами и торопливо поднялась из-за стола: надо было спасать положение.

– Ну, хватит, ромалэ, сырость разводить! - громко и весело сказала она, обнимая за плечи ещё всхлипывающую Катьку. - Давайте-ка повеселее что-нибудь споём, у нас ведь свадьба, если кто забыл! Ну-ка, невестушка моя третья, вытри нос да спой гостям! А я подвторю! Нечего цыганам на свадьбе рыдать!

Катька улыбнулась сквозь слёзы, звучно высморкалась в салфетку. Вскоре по зале плыла задорная мелодия "Любишь-шутишь", и молодой брат невесты, встряхивая волосами, пошёл по кругу.

Варька украдкой вышла из залы. Перешла тёмные сени, заглянула в кухню, пустую и заполненную голубым светом месяца. Тихо позвала:

– Дмитрий Трофимыч… Тут ты, что ли?

У окна шевельнулась тень, и Варька увидела за столом Митро. Он сидел, сгорбившись и опустив голову к самой столешнице, на голос Варьки не повернулся. Она подошла, встала рядом.

– Чего тебе, девочка? - спросил он, не поднимая головы.

– Ничего. - Варька, ожесточённо теребя в пальцах бахрому шали, прошлась вдоль стены, вернулась. Побарабанила пальцами по столу - и не выдержала: – Господи, Дмитрий Трофимыч… Ну, как тебя только угораздило на такое?!

– Хоть ты мне плешь не проедай, - хрипло попросил Митро. - Меня и так Илона шестой год грызет. Вот теперь ревёт наверху. Каждый раз ревёт, когда Иринка в гости приходит! А я… А мне-то как быть? Что я - счастья для дочери не хотел? Не любил я её, что ли? Ты-то ведь знаешь, как всё было!

– Знаю. - Варька подошла ближе. - Не мучайся зря. И меня прости, глупость сказала. Ты ведь по-другому сделать не мог.

– Ты понимаешь?! - Митро порывисто, как мальчик, обернулся к Варьке. – Ну что я мог сделать, Варька, ну что?! Полон дом девок, восемь голов, всех выдавать надо, а цыгане не берут, боятся! Всё из-за этой потаскухи Маргитки.

Никогда о семье, оторва, не думала! И тут Картошки сватов шлют. Ну, что мне было делать? Видит бог, если б знать, что Иринка так жить будет… Душой своей клянусь, могилой матери клянусь, всеми конями, - не отдал бы! Сопляк!

Паршивец! Да какое он имеет право на мою дочь кулаками махать, он подошвы её не стоит! Кто он такой, вошь базарная, один барыш в голове! Пусть спасибо скажет, что башку ему не оторвал сегодня! И эта упыриха Фетинья сидит и молчит, будто так и надо, всю кровь из девки выпила! Ещё дома её загрызет! Тьфу, хоть бы они подохли все, вот послал бог родню!

– Да не изводись ты… - Варька тронула хоревода за плечо.