– Ну почему же, С о л, – ответил Мартелло и громко расхохотался, давая понять, что ценит британское чувство юмора.

– Будет гораздо хуже, если провинимся м ы, – продолжал Эндерби. – Или, точнее, вы. Губернатор повергнет вас наземь одним щелчком, именно об этом сейчас идет разговор. У и л б р а х е м давно поливает слезами его письменный стол.

Однако ничто не могло поколебать сумасбродного упрямства Смайли, поэтому Эндерби вынужден был сдаться, и они снова начали обсуждать «картошку с мясом» – этой восхитительной фразой Мартелло обозначал приемы и методы работы. Но не успели они закончить, как Эндерби попытался в последний раз вытеснить Смайли с главенствующей позиции – он снова заговорил об эффективном проведении операции и о последующей работе с уловом, который она принесет.

– Джордж, кто будет проводить допросы и все такое?Лично вы с тем вашим иезуитом, как бишь его там? Скользкое какое‑то имя.

– Ди Салис будет отвечать за те аспекты доклада, которые связаны с Китаем, а отдел по изучению Советского Союза – за русские вопросы.

– То есть та мужеподобная калека, Джордж? Та самая, которую Билл Хейдон, будь он проклят, уволил за пьянство?

– Именно они двое продвинули дело до нынешнего состояния, – ответил Смайли.

Мартелло не упустил случая ринуться в открывшуюся брешь.

– О нет, Джордж, так дело не пойдет! Мне этого не нужно, сэр! Сол, Оливер, я хочу, чтобы вы знали, что я рассматриваю «дело Дельфина» во всех его фазах, слышите, Сол, как е д и н о л и ч н ы й т р и у м ф нашего друга Джорджа, и никого больше!

Радушно поаплодировав старому доброму Джорджу, они отправились обратно на Кембридж‑серкус.

– Порох, заговор и измена! – возмущенно восклицалГиллем. – Почему Эндерби так запросто продает тебя? Что это за чушь насчет потерянного письма?

– Да, – откликнулся Смайли, но казалось, мысли его блуждают где‑то далеко. – Да, это очень неосторожно с их стороны. Мне казалось, я действительно послал им один экземпляр. Слепой, написанный от руки, просто для сведения. Эндерби всегда все путает. Пожалуйста, Питер, займитесь этим, поговорите с «мамашами».

При упоминании о письме с текстом договора – Лейкон называл его «параграф о договоре» – ожили самые худшие предчувствия Гиллема. Он вспомнил, как, не подумав, поручил доставку письма Сэму Коллинзу и как тот, по словам Фона, под предлогом этой доставки провел целый час наедине с Мартелло. Он также вспомнил, как однажды встретил Сэма Коллинза в приемной Лейкона: он бродил по Уайтхоллу, как ленивый чеширский кот, а Лейкон и Эндерби поверяли ему какие‑то таинственные планы. Вспомнил, как Эндерби любит играть в триктрак – он всегда делал большие ставки; Гиллем так старательно пытался учуять, не пахнет ли тут заговором; ему даже пришло в голову, что Эндерби может оказаться постоянным посетителем клуба, в котором состоит Сэм Коллинз. Правда, вскоре он отбросил эту мысль как явно нелепую. Но по иронии судьбы впоследствии выяснилось, что так оно и было. Он также припомнил свое первое впечатление, не основанное, пожалуй, ни на чем, кроме выражения лиц троих американцев, и поэтому был вынужден от него отказаться, – о том, что все они заранее знали, ч т о и м е н н о Смайли собирается им рассказать.

Однако Гиллему так и не удалось разубедить себя в том, что Сэм Коллинз незримо присутствовал на этом утреннем празднестве; когда в лондонском аэропорту Гиллем, истощенный долгим и бурным прощанием с Молли, садился в самолет, тот же самый призрак усмехнулся ему сквозь дым коричневой сигареты Сэма, словно дым, исходящий из самой преисподней.