Он мог позволить себе спать до вечера.

— А поесть вы не хотите? Сегодня обед неплохой — тушеное мясо по-ирландски и пудинг с патокой. Поедите и согреетесь, — сказала она. — А я вам побольше кусочек подложу, когда она отвернется.

— Я еще не привык к вашим огромным порциям, — сказал он. — Там, откуда я приехал, мы отвыкли так есть.

— Все равно есть надо.

— А мы нашли способ подешевле — вприглядку. Разглядываем в журналах цветные картинки, где еда нарисована…

— Ну, это вы загибаете, сэр. Я вам не верю. Вам надо поесть. Если вы из-за денег…

— Нет, не в деньгах дело. Я обещаю тебе хорошо поесть вечером, а сейчас все, что я хочу, — это поспать.

— На этот раз к вам никто не войдет, — сказала она. — Ни одна душа.

Он слышал, как она расхаживает по коридору, словно часовой, и мерно шлепает мокрой тряпкой — шлеп, шлеп, шлеп, должно быть, притворяется, будто убирает.

Он опять лег, не раздеваясь. На этот раз не нужно было давать команду подсознанию разбудить его. Он никогда не спал больше шести часов кряду — это был самый длинный интервал между двумя воздушными налетами. Но сейчас он вообще не мог уснуть. Еще ни разу с тех пор, как он выехал на задание, он не расставался со своими документами. Они пересекли с ним Европу, были при нем в парижском экспрессе и на пароходе из Кале в Дувр. Даже когда его били, они лежали здесь, в ботинке, в полной безопасности. Без них ему было не по себе. Документы придавали ему вес, авторитет, без бумаг он никто, просто нежелательный иностранец, лежащий на обшарпанной кровати в сомнительном отельчике. А что, если девчонка начнет похваляться оказанным ей доверием? Нет, ей он доверял больше, чем кому-либо другому на свете. А вдруг она растяпа, и, переодеваясь, оставит по забывчивости его документы в старых чулках?.. Вот уж Л., — подумал он невесело, — так никогда бы не поступил. По существу, в чулке полунищей служанки лежало будущее его родины или того, что от нее осталось. Бумаги стоили самое меньшее две тысячи фунтов стерлингов, это уже доказано, только кивни — и они выложат деньги на бочку. Они предложили бы и куда больше, согласись он подождать и получать частями… Он почувствовал себя обессиленным, как Самсон с остриженными волосами. Он уже было поднялся с кровати, чтобы вернуть Эльзу. Но тогда куда девать документы? Где их спрячешь в этой маленькой голой комнатушке? Да к тому же есть своя логика в том, что будущее бедняков зависит от них же, бедняков.

Медленно тянулись часы. Казалось, во всей гостинице наступил мертвый час. В коридоре — ни шороха. Понятно, не могла же она там до бесконечности орудовать своими швабрами и тряпками. Жаль, что у меня нет пистолета, — подумал он. — Я бы не чувствовал себя таким бессильным. Но провезти в Англию оружие было немыслимо, слишком велик риск попасться на таможне. Наверно, и здесь где-то из-под полы можно приобрести пистолет, но где, у кого? Он вдруг почувствовал, что его слегка знобит от страха. Их время истекало — они наверняка нанесут ему удар и притом скоро. Если они начали с избиения, то следующая атака будет пострашнее. Ему стало не по себе, он почувствовал себя всеми брошенным, от сознания полного одиночества перед лицом опасности им овладел ужас. Дома в трудные минуты с ним рядом почти всегда был весь город. И снова в памяти всплыла тюрьма и охранник, идущий к нему по заасфальтированному двору. Тогда он тоже был один. В древние времена сражаться было веселее. В битве при Ронсевале у Роланда были соратники — Оливье и Турпин, на помощь ему спешила вся кавалерия Европы. Людей объединяла общая вера. Против мавров даже еретики объединились с христианами. У них могли быть разногласия по поводу святой Троицы, но в главном деле они были едины и тверды, как скала.